Странное дело — голос Веллини ничуть не потеплел. Наоборот, в нём отчётливо обозначился иней, и даже сквозь преграду донеслась морозная свежесть зимнего утра.
— И сколько тебе заплатили этого столь почитаемого вами, человеками, золота?
— Глупая ты, я сама пришла, — беззлобно ругнулась Мирдль и досадливо дёрнула плечом.
— Так… если вот тут разорвать силой, то лопнет. Но от одной бестолковой дриады останутся только рожки да ножки… не годится!
Она вновь призадумалась и даже не сдержала улыбки, когда Веллини вполне резонно возразила, что рожек у неё нет, и на всякий случай немного обиделась. А жрица почесала наморщенный от раздумий носик и шагнула прямо внутрь едва не гудящей от сокрытой в ней мощи клетки, легко пройдя насквозь. Уж своих-то, истинно преданных Хранителю душой и телом, святые молитвы не обижают.
— Подвинься, расселась тут, — буркнула она и попробовала разорвать незримую цепь изнутри.
Результат оказался тот же — то есть никакого, и Мирдль едва не взвыла с досады. Нет, ну какая подлость — вот, кажется ещё чуть-чуть, и всё же никак! Она чуть опустила и скосила глаза по своей старой привычке, чтобы мать-настоятельница или кто-нибудь из старших сестёр при виде неё считали, будто молодая послушница погружена в благочестивые и подобающие монахине размышления. Она и в самом деле сейчас задумалась — но на весьма отдалённые от набожности темы.
— Послушай, Веллини, — осторожно начала она. — А ты в бестелесном виде не можешь проскочить?
Та сокрушённо покачала головой, не сводя с оказавшейся вплотную женщины наполненного одновременно надеждой и недоверием взгляда.
— Не пускает — жжёт словно огнём и отталкивает обратно.
И тут Мирдль сделала то, за что потом не раз называла себя умничкой и лапочкой — и забегая вперёд, добавлю, что и проклинала тоже. Судорожно глотнув вдруг ставшего тугим и неимоверно сухим воздуха, она заглянула в эти зелёные глаза. Глубоко-глубоко, на самое дно непостижимой души дриады — если она у той есть.
— Ты можешь спрятаться в дерево, а Весини говорила, что и в большой валун тоже, — голос её предательски дрогнул, а сердце застучало словно после хорошей пробежки по безумным горным кручам. — Спрячься в меня… и я попробую выйти за пределы заграждающей клети — с тобой внутри.
Не бывает таких больших монет, чтобы охарактеризовать эти распахнутые и округлившиеся до неприличия глаза дриады. Словно два зелёных фонарика полыхнули изумлением.
— Ваши жрецы называют это одержимостью демонами, — еле выдохнула Веллини, всё ещё недоверчиво всматриваясь в выпрямившуюся перед нею молодую женщину со ставшим столь ненавистным знаком Хранителя.
— Ты не демон, — Мирдль дёрнула щекой и ласково погладила дриаду по взлохмаченным волосам. — И я тебе доверяю — несмотря на то, что мы соперницы.
— Ну почему соперницы? — Веллини от неожиданности даже опомнилась. — Разве мы не можем обе радовать сердце Защитника и любить его — ну если тебе не нравится сразу вдвоём, то хотя бы по очереди?
Мирдль криво усмехнулась. Попробовала было объяснить, что такое горячее и ревнивое человеческое сердце, затем только махнула рукой.
— Так, сестра, давай быстрее — а то наверху Защитник с парой лесных воинов солдат отвлекают, не стоит затягивать.
При упоминании о Защитнике глаза дриады откровенно потеплели, а сама она даже несмело улыбнулась. Чуть отодвинув женщину, чтобы заполучить себе больше пространства, она выбрала место, вздохнула. Вдруг стала таять, светлеть — и наконец стала полупрозрачной. Получив поощряющий кивок бледной от волнения и решимости Мирдль, она поплыла легчайшими зелёными огоньками — и исчезла совсем. И через миг еле заметная волна свежести вошла в женщину, выгнав на щёки румянец и заставив совсем бешено заколотиться заполошно стучащее сердце.
Сначала был свет. Но вовсе не зелёный, как предположила бы нахватавшаяся лесных таинств молодая жрица Хранителя. Хотя тут трудно было бы сказать, какой — сначала слабый и робкий, но разгорающийся с каждым мгновением, он под конец вспыхнул и осветил изнутри каждый уголок истерзанной и усталой души.
Сначала был свет. Но вовсе не зелёный, как предположила бы нахватавшаяся лесных таинств молодая жрица Хранителя. Хотя тут трудно было бы сказать, какой — сначала слабый и робкий, но разгорающийся с каждым мгновением, он под конец вспыхнул и осветил изнутри каждый уголок истерзанной и усталой души. Растёкся, иногда посмеиваясь маленькими радостными колокольчиками, и наконец улёгся поудобнее, затихая в ушах лёгким звоном.
— А это вовсе даже и не страшно. Непривычно, но скорее приятно, — Мирдль улыбнулась мимолётно, и храбро шагнула через преграду.
Та взвилась валом, попыталась толкнуть в грудь вздыбившейся до небес разгневанной океанской волной — с тем, чтобы тут же покорно и льстиво прильнуть к женским ногам, ластясь как маленький щенок.
— То-то же! — победно мурлыкнула то ли хозяйка тела, то ли осваивающаяся с новым убежищем бестелесная дриада.
Мир не то, чтобы померк… чуть поблекли краски, и без того в основном серо-унылые в этом сыром и мрачном подземелье. Зато во всё естество теперь бил неслышный рёв впечатлений и ощущений. Испуганное дрожание сверчка в углу, мрачная надёжность обретающейся в ладони шпаги, давящая тяжесть каменной толщи сверху. И каждый миг бьющие по нервам вспышки чьих-то отлетающих в небеса или наоборот жизней — на площади за углом затихшего в вечернем сумраке храма.