Долгое время она стояла в тени под навесом и со смутным восторгом смотрела на горбатого Николя, обтёсывавшего здоровенный камень. И в распахнувшихся на пол-лица тёмных глазах её постепенно разгорался странный блеск.
Молодой парень в том году попал под обвал в шахте. Целитель и жрецы сумели удержать на этом свете его душу — но безжалостные глыбы так изуродовали тело Николя, что теперь перед взглядом гоблинши работал скрюченный плечистый горбун ростом ненамного выше её самой. Характером он был незлобив, и к своей калечи относился уже спокойно.
— Николь, — Майра на миг смутилась — в голосе её отчего-то прорезалась хрипотца. — У тебя подружка нет?
Каменотёс придирчиво подравнял долотом не понравившийся ему выступ. Повернул к малышке покрытое налётом тончайшей каменной пыли лицо, устало пожал плечами.
— Да кто ж на калеку-недомерка посмотрит? В замке вон, полно хватких и красивых парней…
Гоблинша облизала пересохшие отчего-то губы и посмотрела ему прямо в серые глаза.
— Служанки говорили, когда стирали меня, что у меня всё там… как у них. Я хочу быть твой подружка.
Во взгляде Николя, когда он окинул им затаившую дыхание Майру, мелькнула смешинка.
— Да ты ж, говорят, крыс трескаешь как я семечки…
— Уже нет, — храбрая маленькая охотница повела рукой в жесте отрицания.
— И даже зубки чищу настойкой на листиках можжевельника — меня служанки научили. Во!
Она изобразила улыбку во все белоснежные тридцать два (или сколько их там у гоблинов) и даже дохнула свежим весенним запахом на задумавшегося каменотёса. Страшненькая и в то же время очаровательная малышка — других слов у него не находилось. Но за весёлый нрав и ловкие руки Майру привечали все обитатели и гости замка, и даже цветочные феечки доверяли ей свои сокровенные тайны…
— Ум-м, никогда не думала, что так бывает, — то ли мурлыкнул, то ли сладко простонал чей-то срывающийся голосок. — Ты лучше даже, чем сыр.
— А ты, оказываеься, сладкая девчонка, — сильная и на удивление нежная рука взъерошила и погладила упрямо торчащие во все стороны волосы.
— Ох, да у тебя там тоже замечательная штучка. И вот тут очень горячо, — маленькая ладошка легла широкую грудь друга, где так славно билось сильное и верное сердце. — Давай ещё раз?
— А почему только раз?
Её смех разлетелся в темноте подвала под арсенальной башней лёгким серебристым колокольчиком, отразился от стойки с копьями и увяз где-то за бочками со смолой. Ноги в полосатых чулках с готовностью взлетели вверх и обняли, поглаживая. И весь мир снова закрутился и исчез в слабом, задыхающемся от неги стоне…
— Ты не Защитник! Не воин — тряпка! — ладошка Весини стремительно взлетела и ударила по склонившемуся перед матерью лицу. — Мне стыдно, что мы с тобой одного корня. Уходи! И поредай той лживой твари — если она хоть раз приблизится к моей роще, я не знаю что сделаю!
Маленькая дриада в гневе топнула ножкой, и деревья испуганно притихли на миг — ого, хозяйка изволит гневаться!
Солнце ярко и в то же время равнодушно поглядывало из глубин летней полуденной лазури. В горном воздухе разлилось тёплое и в то же время чистое тепло. Мир сладко жмурился в неге. Только вот, недалеко на полудне всё ещё расползалось грязное пятно выжженного до безжизненности леса — а Защитник всё не давал по рукам зарвавшимся святошам…
Сидящая и мрачно качающаяся на листике Мирдль нахмурилась вовсе непривычным для себя образом. Вроде дриада и права — надо что-то делать. И в то же время маленькая феечка уже соображала, каково оно — человеку решиться поднять руку на своих сородичей. Вернее, не руку, а… она угрюмо отвернулась в сторону.
Оттого первой и заметила стремительно несущуюся сюда от замка подружку. Мэйдей летела стремительно, словно за ней гналась голодная ворона, и серебристый шлейф искорок протянулся за отчаянно несущейся феечкой так далеко, что за лигу было видно — та чем-то взволнована до чрезвычайности.
— Защитник! — ещё издали завопила она. — Храмовники Веллини схватили!..
Айлекс смотрел на обессиленно упавшую на его ладонь малышку, слушал и хмурился. Плохи дела — святые братья каким-то образом в лесу опутали дриаду своими чарами. Уволокли в Тарнак, и теперь в подвалах храма испытывают на ней свои новые псалмы. Один из подземных духов воды, что чистил колодец, сумел просочиться и разузнать то. Ну а уж что и кому передать, он сообразил быстро — несмотря на то, что скорость мышления не входит в число достоинств водяных духов.
Весини обессиленно упала наземь и бессильно застонала.
— Мерзавцы, мерзавцы! И ты такой же, как все эти большие и лживые человеки! Мне стыдно, что ты мой сын — и отныне я о том забуду. Ты — отрезанный корень, Айлекс. Уходи… — зелёные глаза наполнились такой мукой, что парень угрюмо отвернулся.
Коснуться на прощание отрёкшейся от него матери он всё же не осмелился. Оскорбится — ему ли не знать живущей каждым трепетным движением души дриады. Оттого он только вздохнул глубоко.
Оттого он только вздохнул глубоко. И нехотя пошёл вниз — туда, где за кривой горой на перевале высился каменный замок. На плече сидели феечки, но сегодня впервые они молчали, подавленно и втихомолку плача. И на сердце стояла такая тоскливая муть…
Путь к замку ноги одолели сами — в себя он пришёл только когда по свободному плечу хлопнул ладонью один из часовых у ворот.