Наклонился, хотел поднять, бормоча что уж мастера, выковавшего такое знатное оружие, оно вроде должно почитать — но в последний момент передумал и на всякий случай надел толстые кожаные рукавицы. Немного повозился ещё, приделывая на место прежнюю рукоять из тёмного лосиного рога да серебряную вставку-противовес. Подмастерье быстро но несуетно помогал, пристукнул последний раз молоточком, кивнул.
— Ну-ка, малыш, попробуй — давно уж зачарованные клинки выделывать не получалось, — кузнец последний раз оглядел в своих крепких руках подёргивающийся, плюющийся и шипящий от недовольства меч, протянул парню.
Айлекс почесал уже подживающую недлинную ссадину ниже локтя, с опаской протянул руку. Однако, едва улёгшись рукоятью в его ладони, меч умиротворённо мурлыкнул. И только насмешливо-ехидный хохоток затих где-то вдали, похожий на издевательский смех обманувшей охотника и благополучно удравшей горгульи.
На этот раз клинок не пел. Но то, что это был именно он — тот самый, единственный, который у воина бывает раз в жизни, сомнений не было ни малейших. Да собравшиеся и сами видели по лицу парня, что тут дело нешутейное. Редко когда бывает, чтоб так удачно всё сложилось. Необычный меч — тяжелее шпаги, но тоньше и изящнее надёжного солдатского махальника. Да и свойствами наверняка оба необычны — что хозяин, что оружие.
— А ну-ка… — кузнец погремел хламом в углу, выворотил из груды толстый железный шкворень и положил на дубовую колоду для правки доспехов.
— Рубани вот так, — показал ладонью чуть наискось. — С оттяжечкой.
Подмастерье его заворчал ещё что-то, что лом этот раза в два ширше клинка, но Айлекс без промедления несильно размахнулся и вскользь, словно притирая режущую кромку, чиркнул по бурой от ржавчины железяке. Знатный удар, между прочим — ведь меч в отличие от топора не рубящее, а колюще-режущее оружие.
С колоды упал отчикрыженный гладко словно ломоть колбасы обрубок, а вместе с ним отвисли челюсти у всех присутствующих — даже жрец Всех Ветров прекратил дуть на покрасневшую кисть и уставился на будто отполированный широкий срез, выпучив глаза.
— Ну, хлопче, знатный у тебя клинок. Словно… — кузнец задумался, облизывая пересохшие вдруг губы.
Неизвестно, какие бы подробности из своей памяти извлёк ошалевший от радостного изумления старый мастер, но в этот миг откуда-то издали нахлынула невидимая, неслышимая волна. Мутной пеленой она на миг захлестнула весь мир, взвилась под самые звёзды, будто кичась своей непонятной силой — а затем обрушилась вниз ощущением отчаяния и непоправимой беды.
— М-мать-перемать! — жрец, подпрыгнувший словно ему в пухлый зад всадили арбалетный болт, повернулся в ту сторону и указал куда-то в сторону полуденной башни неверной, дрожащей рукой.
— Где-то там далеко силой балуют — но такой, что никакому даже самому могучему чародею не по зубам.
И лишь потом люди и осторожно выбирающийся из враз потухшего горна дух огня обратили внимание, как побледнел схватившийся за сердце Айлекс. Он знал. Знал это бьющее по всем нервам и вынимающее душу ощущение. Только на этот раз оно оказалось усилено стократно — словно где-то в правильно указанной вспотевшим жрецом стороне одновременно принесли в жертву сотни живых… и отнюдь не кошек или собак.
Да что же это делается, люди?
Глава 10
По ночной дороге мчались всадники. Бешено нахлёстывали роняющих клочья пены коней, озирались испуганно назад. Только не было в том нужды — кося безумными глазами, почти обезумевшие животные сами стремлись вперёд. Спасаясь от слепого ужаса жестокой и безжалостной смерти и спасая своих седоков, своей неразумностью сотворивших такое. А следом над лесом поднималась не чёрная туча — то проклятие, предвестник вековой тьмы расправляло плечи.
Лес кончился, кавалькада вымахнула в поля. Вынеслась на пологий бугор, с которого днём уже была бы видна и деревушка, кое-как остановили всё порывающихся гнать дальше коней, прислушались.
— Кажется, утихает, — голос брата Зенона дрогнул — то ли от пережитого ужаса, наверняка добавившего седых волос, то ли от промозглой ночной сырости.
Пожилой паладин матери-церкви со сбившимися в спутанную гриву седыми волосами долго всматривался, вслушивался туда, откуда их примчали кони, затем кивнул.
— Похоже, да, — он засмеялся нервно, тряхнул головой. — Что, и вас проняло, братие?
Святой брат Зенон осуждающе поджал губы, благо в неверном мерцании звёзд того никто не мог заметить. Вот же жеребцы эти воины — сами от страха чуть полные доспехи не наложили, а всё туда же… но самое главное не то. Не то, что немалый отряд служителей и воинов церкви Хранителя едва не отправился к праотцам. И не то, что не совсем верно прочтённая молитва, когда один из младших послушников ошибся строкой, едва не доконала людей и животных, разлетаясь вокруг невидимыми, но столь хорошо ощущаемыми ошметьями. А то, что всё-таки сработало — и почти чистый ещё требник с наспех записанными новыми текстами молитв-заклятий обретался у святого брата за пазухой, для пущего спокойствия прихваченный ещё и грубой верёвкой пояса. Но вслух он ответил совсем другое.