Она повернула лицо в туман и, ничуть не повышая голоса, добавила.
— А ты, святой воин, если будешь глазеть просто так, ослепнешь навсегда.
Сестра Стефания тихонько ойкнула и быстро одёрнула на себе рясу. Мирдль оделась ничуть не спеша, и не смущаясь приблизившегося паладина.
— Я брат Фелер, и смотрел не с вожделением и вовсе без осуждения, — просто ответил он. — Святая сестра Мирдль, а я смогу познать лесные таинства?
Молодая женщина долго молчала, глядя на крепкого воина. Ну что тут скажешь…
— Для этого мало иметь даже чистое сердце, брат мой. Многие в церкви Хранителя закоснели, превратили нашу веру в доходные кормушки и извратили её.
Многие в церкви Хранителя закоснели, превратили нашу веру в доходные кормушки и извратили её. Готов ли ты отринуть многое из того, что тебе кажется незыблемым, чтобы подняться ещё на одну ступень ближе к Хранителю? Вполне возможно, что цена за то окажется непомерной…
Сказано было так мало — и так много. Паладин чуть помолчал, глядя не столько на босые ноги Мирдль, сколько куда-то внутрь себя. Затем дёрнул плечом и сквозь зубы поинтересовался — нет ли в тумане ещё досужих ушей?
Мирдль чуть прикрыла глаза, расширив своё восприятие, так стиснутое давкой и теснотой большого города. Слегка сдвинула что-то. И двое храмовых стражников даже сами так и не поняли, отчего им вдруг захотелось прервать обход ограды и отправиться в кухни, откуда уже потянулись вкусные запахи.
— Сейчас они уйдут… уже можно, брат мой Фелер.
Святой воин уже перешагнул тридцать пять зим. Кое-чего достиг, и немалого. Но похоже, пришла пора пересмотреть некоторые ценности, подвести итоги и наметить успеть хоть что-то ещё в оставшееся время. Что ж, сестра Мирдль намекнула на большие перемены, которые наверняка не обойдутся без большой крови. Но ведь и впрямь, надо крепко встряхнуть святую церковь, повымести из неё кое-какой сор…
Вообще, за такие мысли запросто нынче можно лишиться не только сана, но и головы — но паладин решился и произнёс их вслух. А Мирдль слушала его, прикрыв глаза. Вслушиваясь не столько в слова, и не столько даже в интонации.
— Странно, брат мой. Не думала, что в разжиревшем Тарнаке ещё найдутся чистые души, служащие Хранителю, а не тёплому месту под его сенью.
Сестра Стефания угрюмо кивнула.
— Да, мало нынче осталось истинно верующих. Да тут и не только в вере дело, — она вздохнула и понизила голос. — Дошло до того, что место священника в храме или проповедника в хорошем замке продаётся за золото…
Паладин при этих словах ухватился за то место на поясе, где обычно висел сейчас отсутствующий меч, и глаза его блеснули гневом. Но он тут же спохватился. Погасил взгляд и повернулся к Мирдль.
— Сестра… если ты намерена огнём выжечь эту скверну — я с тобой и до конца. Но что мы сможем сделать? Я найду ещё пару-тройку ребят, не отравленных духом стяжательства и гордыни — но нас слишком мало.
Правду, наверное, говорят, что хорошие люди всегда тянутся друг к другу. И Мирдль с лёгкой улыбкой подумала — счастливая всё же она! Везучая… да не в везении тут дело — от осознания того, что Хранитель всё знает и втихомолку помогает, женщина широко раскрыла глаза.
— Да, я знаю силу, способную выжечь заразу дотла — и знаю способ. Но мне нужно ваше доверие. Даже тогда, когда я буду двулично лукавить, осеняя себя знаком Хранителя, или делать немыслимое. Ведь не могу я вам поведать свои замыслы — из вас их могут вырвать силой или обманом.
Однако сестра Стефания, в это туманное утро вдруг негадано-неждано глотнувшая словно свежего весеннего воздуха, оказалась непреклонной. Поцеловала коротко знак Хранителя и сделала означающий только одно жест святых воинов — до смерти!
Да и брат Фелер, наконец-то нашедший дело, за которое не грех и голову сложить, поклялся — до смерти!
И тогда маленькая по сравнению с ними сестра Мирдль, глотая отчего-то выступившие слёзы, знаком показала:
До смерти!
В этот, четвёртый день пребывания в Тарнаке Хранитель наконец-то показал, что в вызывающем поведении Мирдль больше нет необходимости — каменный трон полыхнул предупреждающе светом в ответ на попытку занять уютное и становящееся привычным место. Но против усевшейся на подставочку для ног ничего не возразил и уже знакомо приласкал весьма аппетитное место теплом камня.
И молодая женщина, демонстративно разведя руками в стороны и показав, что круг замкнулся, снова повела свои речи.
— Да, лесные жители вовсе не демоны, как ошибочно предположили ревнители нашей церкви, — голос Мирдль негромко разносился под сводами, рождая в душах собравшихся трепет и дрожь.
— Но теологи матери-церкви, мне думается, правы в главном — пока силы леса и гор живут рядом с нами, наша власть над людскими душами никогда не будет полной. Надеюсь, все осознают это?
В полутёмной зале установилась такая плотная, почти осязаемая тишина, что её, казалось, можно резать на куски. Что ж, далеко не каждый день здесь произносились столь важные и требующие осмысления слова. Но тут пошевелился брат Зенон, вздохнул и осторожно выразил общее мнение:
— Мы очень внимательно слушаем тебя, святая сестра.