«А ещё сообщаю вашему святейшеству, что бесы завладели душой преподобного брата Марка. Зимы у нас в Семигорье суровые, а нынешняя выдалась так просто на диво студёной. Только вином и спасались — спасибо всеблагим небесам, кто-то из стариков надоумил нашего светлого графа, и их сиятельство вдоволь загрузили бочонками подвал. Так вот, пристрастился брат Марк к зелью — с самого праздника середины зимы, почитай, и не просыхал.
И в начале лета таки одолели его демоны. В глазах огонь адский, изрыгать проклятия и богохульства начал. А изо рта пена, будто объелся корня мыльнянки. Уж на что я в кольчуге был, а и то забеспокоился — вдруг покусает? И дошёл до того покойный брат, что стал требовать, дабы граф живьём сжёг своих внуков.
Насилу его трое дюжих воинов скрутили — хотя брат Марк прежде ни силой чресел, ни шириной плеч не отличался. Знать, сильные бесы попались. А когда на костре очищаюшем горел, то читал я, ничтожный, над ним молитву — уж как бедолагу карёжило да плющило! От воя демонов камни со стен замка обваливались. Едва цепи медвежьи не порвал да столб не вывернул…»
Глава 1.
— Эй ты, хам — ну-ка, бегом ко мне! — от столь грозного и бесцеремонного голоса Айлекс даже обернулся.
На опушке леса, из которого выходил юноша, на белоснежном жеребце красовался закованный в блестящую броню всадник. В другое время одетый в простую походную одежду Айлекс не преминул бы указать грубияну на его ошибку, предъявив родовой знак на плече и назвав своё имя. А потом ещё и стребовать пригоршню монет в качестве компенсации — не убивать же дурака, в самом-то деле! Но на щите рыцаря красовался знак Святой церкви. Вертикальная полоса, символизирующая столб, у коего терпел свои муки Хранитель, и три косых черты, означающие стрелы мучителей.
В последние годы религия Единого сильно окрепла — настолько, что в открытую провозгласила себя превыше всех остальных. А паладины её, набираемые из самых крепких да преданных матери-церкви слуг, обучались в монастырях Заозёрья не только воинским наукам. Тайные обряды, умение читать в помыслах и сердцах людских — а пуще всего святые молитвы, имеющие столь необъяснимую власть над душами людей.
И всё же, в свои двадцать зим Айлекс уже давно заметил, что равнодушен к Белому Богу, как ещё называют Хранителя лесные духи. И что молитвы и проповеди не только не имеют над ним никакой власти, но вовсе даже и не трогают. Прошлым летом он специально спустился в низины, и в крупном портовом Тарнаке прошёлся по храмам всех богов и всех сил. Хоть и потела от страха спина, а всё же ни один небесный покровитель не отнёсся недоброжелательно к тайному сыну смертного и лесной девы (дед крепко-накрепко повелел о том молчать). Ни в одном храме не вспыхнул ослепительный огонь, изгоняющий или даже испепеляющий на месте нечестивцев и осквернителей.
Слушать тот бред, что несут святые братья с амвона в небольшой замковой церкви Эверардов, он ходил только «чтоб как все» — дед пару раз даже одобрительно ухмыльнулся в седые усы, заметив, что его набегавшийся по окрестным лесам и горам внук откровенно спит, спрятавшись за широкими кринолинами своей тётушки, леди Эвелин.
Вот и сейчас, вернувшись из покрывшегося нежной весенней зеленью леса, где он повидался с озорно смеющейся Весини, ради сына оставившей на время свой весенний хоровод вокруг Прадуба, и куда он собирался вечером вернуться на назначенное озёрной феей свидание, Айлекс находился в самом распрекрасном расположении духа.
Лес и горы, глубины подземных пещер и ласковые воды ручьёв — вот где он чувствовал себя дома! В ушах ещё журчал радостным ручейком голос матери, на губах сладко горел всё-таки сорванный с губок очаровательной феи Делини поцелуй — в общем, жизнь прекрасна!
— Это вы мне? — небрежно поинтересовался Айлекс, уважительно смерив взглядом стать всадника и ширину его плеч. Здоров, зараза… где ж таких берут только… а меч-то в замке остался…
— Тебе, змеёныш, тебе, — в словах паладина слышалась то ли издёвка, то ли презрение. — Всё-таки я выследил тебя. Якшаешься с лесной нечистью — неужто отпираться станешь?
Вслух помянув Падшего недобрым словом, Айлекс затем в таких отборных выражениях прошёлся по ушлому фанатику и его наставникам, что одобрительно заржал бы старый матершинник боцман, с коим они так славно погуляли однажды… По мере слов юноши постная физиономия рыцаря вытягивалась, а в потемневших глазах разгоралось пламя.
И всё же, паладины крепко умели держать себя в руках и не давать волю гневу. Но если уж давали — то только держись! Лучших бойцов, защищённых к тому же святыми молитвами, сыскать в здешних краях трудновато.
— Значит, отрицаешь? — переспросил он.
Многое мог бы сказать ему Айлекс. Только знал он, что это бесполезно. Бесполезно толковать с теми, кто отрицает основы мирозданья, зная только свои раз и навсегда вызубренные святые писания.
— Если тут кто и есть нечисть, так это ты, — процедил юноша, храбро глядя снизу вверх.
Блеклые, словно выцветшие, брови всадника всё же поползли вверх. Хоть официально святая церковь, к её великому сожалению, и не получила полную власть в этих краях, её паладины уже почти в открытую провозгласили, что единственный для них закон — обет служения Хранителю. А уж здесь, вдали от людских глаз, он мог себе позволить всё, что угодно.