И всё же Айлекс некоторое время из-под ресниц наблюдал за матерью, присматривающейся к возможной избраннице сына, и за Мирдль, ещё не разобравшейся, что перед нею вовсе не соперница. Правда, если из ладони матери, гладящей его, струилась лишь тихая нежность, то прикосновения с другой стороны — наполняли всю сущность будоражащим и сладким огнём. И встретившись в нём, эти две волны зажглись яростным пламенем. В этом сиянии два вчера проглоченных семечка диковинным образом соединили сломанные рёбра, вспыхнули напоследок беззвучным сиянием — и оставили после себя всё неповреждённым, как и должно быть.
— Прекратите хулиганить и познакомьтесь, — попросил он и привстал. Почесал рысь за мохнатым ухом с чёрной кисточкой на конце, отпустил в лес. — Мирдль, это моя мать Весини. Мам, это Мирдль… не знаю — но мне кажется, мы обречены друг на друга.
Оставив позади обеих ошеломлённых женщин, он осторожно потянулся, ощутив лишь отголосок ноющей боли в спине. Встал, вышел к ручью, где утреннее солнце тут же лизнуло светом пострадавшее место. Ещё долго стоял, пока ласковое тепло медленно пронизало его насквозь — и когда он принялся умываться да пить воду, в нём не осталось ни единого последствия вчерашнего. Сделало ли это посылающее ласковые лучи светило или же целительные снадобья, он не знал. А возможно, одно только присутствие слегка обеспокоенной матери или же издали ощутимое тепло, идущее от одной женщины со знаком Хранителя — кто знает…
Они прощались. Маленькая изящная дриада — и её сын, выше матери на голову, статный и широкоплечий. Словно не могли в любое время увидеться вновь и подарить друг другу нежное тепло и обожание. Словно что-то могло разлучить их. И наблюдающая за этой сценой Мирдль едва удержала непрошенную слезу. Неужели возможна такая жизнь? И она не выдержала, отвернулась, когда заходящее солнце последний раз окинуло землю прощальным взглядом — и скрылось, отчего-то оставив на сердце тихо щемящую нотку неожиданно осенней грусти.
Так, не сюда… ага, здесь… интересно… а теперь вот так…
Айлекс шёл, присматриваясь к малейшим признакам. Не просто распахнув всё своё восприяте, нет. Отринув самого себя, став частью целого — только так и можно здесь. Глупы те, кто считают, будто природе и её созданиям можно приказывать или же что-то силой от них брать. Нет, здесь должна быть только ласка и нежность — и ещё безграничное терпение. Словно с женщиной, настороженно и в то же время с затаённой надеждой позволяющей ласкать себя. Спохватывающейся на полпути, настораживающейся и вновь воздвигающей незримые и в то же время неодолимые преграды. Одолеть-то можно, конечно. Попросту затопить их морем — ласки и нежности.
Ах, незадача! Снова не вышло!..
Тихонько хмыкнув, следопыт утёр со лба честный трудовой пот. И снова принялся кропотливо и пристально разбирать еле заметные, запутанные донельзя признаки и намёки. И вот так всегда — когда пытаешься провести за собой кого-то ещё. Но сегодня задача осложнялась тем, что он вёл за собой… но давайте по порядку.
— Мы ходим кругами? — осторожно осведомилась Мирдль, когда заметила, как гуляет вокруг них уже потихоньку вечереющее солнце.
— Да… — неохотно отозвался Айлекс, расслабившись полностью и терпеливо вслушиваясь — что же именно шепчет ему этот лес и это место. — Что-то, в другие разы я легче проводил за собой друзей.
Прилетевшая утром Мири сначала пришла в восторг, когда услышала, что напоследок Айлекс хочет отвести Мирдль и показать ей водопад тысячи радуг. Затем приуныла, заслышав, что тот понятия не имеет, как протащить с собой цветочную фею — боги не просто так закрыли те места от прочих. Она долго где-то пропадала с проснувшимся вновь дракончиком, а когда вернулась, предложила такое, что вспыхнувшая было женщина сначала даже и не нашлась, что ответить.
А потом просто кивнула.
Уже почти без удивления проследила взглядом, как махонький дракошка, блеснув серебром под полуденным солнцем, спокойно занял своё место на руке хозяина. Затем перевела взор на спокойно порхающую чуть в отдалении феечку. Это только непосвящённому могло бы показаться, что малышка чуть ли не полусонная и еле шевелит крылышками — вон как густо сыплются белые светящиеся искорки! Это у них, феечек, всегда, когда они волнуются или испытывают другие сильные чувства.
И едва Мирдль закатала рукав, как малышка с залихватским воплем спикировала к ней — и с разгону впечаталась в нежную женскую кожу. Чуть щипнуло, дёрнуло. И вот уже две пары человеческих глаз с изумлением рассматривают что-то вроде Айлексового родового знака — только на бронзовом и прекрасном плече красовалась Мири в виде радужно отливающего… рисунка? наколки? да нет… это другое. Вон, даже отсюда видно, какую феечка скорчила вредную и задиристую мордашку.
— А обратно как? — женщина озабоченно погладила свою руку. Поковыряла ноготком и даже зачем-то плюнув на палец, потёрла им изображение.
Бесполезно. Намертво. Очевидно, феечка знала что-то такое, что неведомо было ни Защитнику, ни изведавшей немало тайн жрице Хранителя. А посему, озадаченно переглянувшись, оба почти одновременно пожали плечами. Всё-таки, безумная идея Мири сработала.