— Какая встреча, ну надо же! — насмешливо протянула та же недостойная.
Наливаясь гневом, старый шаман всё же нашёл в себе крохи сил. И открыл глаза — медленно, с усилием, словно поднимая железную гору. Возле его ложа, судя по всему — последнего, стояла Нагит. Владеющая силой из испокон веков враждебного клана Вольного Ветра.
— Что с ним, мать? — спросил молодой крепкий парень, с тенью былой боязни взирая на некогда сильнейшего колдуна Степи.
Ещё не пожилая, но рано увядшая женщина провела над беспомощным стариком ладонью. Еле ощутимое сквозь манящее забытьё и холод дыхание Силы пронеслось по его телу, заставив заскрежетать зубы от собственного бессилия.
— Хм, интересно… похоже, умирает, — пробормотала она задумчиво.
— И что теперь? — Галат метнулся наружу, притащил седельные сумы и бросил у входа.
Мать его задумалась, глядя на немощного шамана.
— В другое время — собственноручно добила бы палкой, не задумываясь. С удовольствием, как самую ядовитую из змей. Много ты зла принёс, Сульди, и мне тоже. Но всё же… — она заколебалась.
— Галат, принеси воды. И хвороста — мне потребуется кипящая вода.
Шаман впал в полубредовое забытьё, ибо жизнь уходила медленно, но неотвратимо. Он уже почти не чувствовал, как в него влили целебный, восстанавливающий силы взвар. Затем пальцы вложили в рот щепоть горького растёртого порошка и сдавили особые точки на шее, заставив уже почти не подчиняющееся разуму тело судорожно сглотнуть. И ещё отвара — уже какого-то другого, горячего и вонючего. И призыв Силы, свежей струёй влитой в изголодавшееся по ней естество…
— … Видишь ли, Галат, этот упрямый старик умирает не от старости, и не от кинжала под лопатку. А если сильнейший — давай уж смотреть правде в глаза — сильнейший шаман Степи уходит по следу Великой матери-кобылицы, то я хочу знать причину… — негромкое бубнение где-то рядом мешало.
Мешало соскользнуть окончательно в сладкое и бездумное ничто. Теребило, тянуло, суетливо тормошило. В страхе обезумевала мечущаяся меж мирами душа, дёргалась, так и не решившись ни на что.
И всё же Сульди открыл глаза. Сделал то, чего никогда не ожидал сам от себя.
Ночь, благословенная пора! Чтобы знать это, шаману не нужно даже выходить из кибитки и смотреть на полное ярких южных звёзд небо. Ночь, дающая отдых одним и время трудов другим. Она входила в душу, мягким и повелительным шёпотом нисходя с небес.
— Ну вот, кажется, очухался, — на время пригашенный шар света вновь засиял, и Сульди увидел перед собой самую ненавистную, самую сильную и увёртливую из своих противников.
Она, чуть склонив набок голову с длинными, сальными и уже начинающими седеть волосами, разглядывала старого шамана. Открыла было рот, затем передумала и сказала другое.
— Помнишь своего сына, Сульди?
Ещё бы не помнить ему своего единственного Архая! Сильный, как степной бык, резвый как жеребец-трёхлетка парень год назад погиб на скачках в честь праздника Весенней Кобылицы. Как тогда разум отца не помутился от горя — того не ведал никто. А ведь двадцать сыну этой осенью исполнилось бы…
— Как ты думаешь, старик, просто так находится слепень, что жалит лихого скакуна? И просто ли так наездник, которого взбесившийся жеребец выбрасывает из седла на полном скаку, посреди ровной степи вдруг падает не на землю, а шеей на вовремя подвернувшийся камень?
Во взгляде её не было торжества или злости — одна лишь бесконечная усталость.
А ведь двадцать сыну этой осенью исполнилось бы…
— Как ты думаешь, старик, просто так находится слепень, что жалит лихого скакуна? И просто ли так наездник, которого взбесившийся жеребец выбрасывает из седла на полном скаку, посреди ровной степи вдруг падает не на землю, а шеей на вовремя подвернувшийся камень?
Во взгляде её не было торжества или злости — одна лишь бесконечная усталость.
— Я догадывался. Но доказать ничего не мог. А теперь не могу даже и сделать с тобой то, чего ты заслуживаешь, — угрюмо ответил старик, глядя в тёмные глаза степнячки.
— Чего я заслуживаю… — протяжно повторила она, словно пробуя его слова на вкус.
— Нет, Сульди. Ты был самым сильным и грозным шаманом Степи, это правда. Но правда также и то, что вдаль ты всегда видел лучше, чем вблизи. Помнишь то лето, когда вы разбили в битве наш клан Вольного Ветра? Помнишь молодую наложницу, что приволокли тогда в твою кибитку и бросили на ковёр перед тобой, ещё хмельным от запаха нашей крови и ощущения своей победы?
Она покивала головой, силой мысли оживляя те давние события.
— А я никогда не забуду, Сульди. Тело моего мужа ещё не остыло на скорбном поле битвы, а ты уже насиловал меня прямо посреди стойбища — на глазах у всех. И дочь, что я носила тогда под сердцем, так и не увидела свет. Так что с Архаем я всего лишь вернула тебе долг.
Не ответил ей шаман, полностью погрузившись в свои думы. А она продолжила негромким, чуть надтреснутым голосом.
— Ты прожил жизнь впустую, гордый старик. Как пучок соломы — горел ярко, но не осталось от тебя ни угольёв, ни тепла. Ни потомков. И живи теперь с этим, если сможешь.
Сульди медленно поднял голову, и в слезящихся глазах его плескалось безумие.