Кольдиган взял нас в Лот, вероятно опасаясь дурной славы этого города. Несмотря на ученые речи Эршаля, он считал того детиной недалекой, оттого его и Морица послал в безопасный Найвен. Конечно, это было преувеличением — на улицах Лота никто никому посреди дня все же горло не резал, кошелька не отнимал. Напротив, на наше оружие смотрели косо, и все больше со спины. В глаза не смотрел никто, пьянчужки на летних верандах, стоило нам подойти, начинали сосредоточенно рассматривать содержимое своих кружек. Но на нас обращали внимание, и достаточно было нам приклеить куда?то объявление о спектакле, тут же собирались люди, неграмотные искали знакомые буквы, грамотные читали:
— Спектакль… — разочаровано бурчали в задних рядах, а мы думали имперский сыск кого?то шукает… Афиши клеили в людных местах — возле базарчиков, шумных кабаков. В городе были доски и тумбы специально предназначенные для таких целей. Пока Кольдиган возился с клеем, Ади успевал прочесть чужие:
— Смотри, чего пишут, — толкнул он меня под локоть. Мы прочли объявление, на которое указал Ади. В нем значилось: «Из дома по улице Садовой сбежала гадюка. Нашедшему просьба вернуть за вознаграждение. Страдают дети.»
— Ничего не понимаю, — признался я. — Какая на хрен гадюка, какие дети?…
— Вероятно, гадюкины, — Ади вырвал из?за уха Кольдигана карандаш. — Дай сюда!!! Ади зачеркнул «убежала» и сверху написал «уползла», а снизу дописал: «Нашедшему — вечная память!!!» Рядышком висел лист, с которого дожди смыли почти все написанное — остались лишь сиреневые разводы. Ади хохотнул и написал: «Объявление». Задумался и продолжил с новой строки: «Объявлю войну. Недорого. Торг уместен». Израсходовав все афиши, вернулись к труппе. Там уже во всю готовились к вечернему спектаклю. Фургоны развернули в коробочку, образовав вроде зала под открытым небом, на двух телегах ставили сцену. За работой актеры, может быть в последний раз перед спектаклем, повторяли свои роли. Со стороны это выглядело как безумие. В подготовке к спектаклю принял участие и Эршаль. Он помогал ставить сцену, один таскал огромные декорациями. Когда ставили помост, одна балка сошла с направляющей, пятеро мужчин отскочило, но тролль поймал ее, поднял и завел на место. Видя это, к нему подошел владелец цирка.
— Скажите, молодой человек… — Тролль был лет на восемьсот его старше, но выглядел на тридцать полновесных человеческих года, — а Вы никогда не думали работать в цирке.
— Не?а… А что там делать?
— Ну подымать пудовые гири, рвать цепи… Цепи, мы конечно, подпилим, но надо и зрителя испугать…
— Пугать, рвать, подымать, — пробормотал Эршаль, — не?а, не хочу…
— А отчего?
— Это слишком просто.
Тролль сходил на представление в цирк, но остался в смутных чувствах. Ввиду присутствия Эршалая в зрителях, штатного силача на сцену не выпустили. Фокусники его тоже не особо удивили — насколько я понял, Эршаль владел магией, но предпочитал держать свое умение про запас. Но были вещи, которые его просто возмутили:
— Ты представляешь, — шипел он, — гномы сбрили бороды и пошли работать в цирк уродцами!
— Да не гномы то, — успокаивал я, — среди людей тоже есть люди маленького роста. Солнце начало последнюю треть своего пути…
Спектакль
«… Подлец, чей вид внушает страх
падет пред вашими глазами,
но так ли был он виноват —
чтоб умирать?…
Не знаем мы — решайте сами.
Любовь и жизнь, рожденье, смерть —
Вот персонажи этой пьесы
Покажем судьбы мы людей
И их земные интересы
Актеры проживут сполна
Чужие жизни или роли
Сюжет непрост мораль — вольна…
Уж не пора начать ли что ли?…
Актеры на местах давно
Завеса лишь скрывает тень их
От зрителя не надо ничего
Вниманье, тишь, немного денег…
…»
Спектакль играли вечером, когда солнце еще не зашло, но уже скрылось за навесом и декорациями и не било в глаза зрителей. Дело шло к осени, солнце пробегало свой путь все быстрей, и доигрывать пришлось при свечах. Театр был бедным. Скажем, когда играли сцену в аптеке, вместо полок с лекарствами висело два куска картона, на которых были нарисованы пробирки, мешочки и неизменный человеческий череп. В аптеку вошел лирический герой Морица, он несчастен в любви, и по древней традиции собирается наложить на себя руки:
В петеле не обретешь покой:
С петлей и смерть придет петляя
Ты всех в округе рассмешишь
Как шут ногами мотыляя
Ты от удушья изойдешь
Или умрешь ветры пуская…
Ножами резать кожу — блажь…
Я не люблю, коль смерть кровава
Я для себя давно решил —
Мое спасение — отрава…
Я слышал, будто тут дают
Смерть, настояв ее на травах…
Смерть вкуса яблонь, что цвели…
Иль персика…. Должно -занятно…
Аптекаря, равно как и дюжину мелких ролей играл Кольдиган. Он входил на сцену и обращался к посетителю:
Ну надо же! Ко мне зашли!
Хоть пустячок — а все ж приятно!
Мне с этим городом беда
Здесь спроса нет, здесь все здоровы!
Я даром провожу года
Ну а ко мне зашли чего вы?
Больны?…
…»
Самоубийца отвечал: Здоров!…
Но я хочу исправить это
Вы не могли б продать болезнь
Чтоб умер я, чтоб стало мне
Последним это лето…
Аптекарь: Вам яду?…
Самоубийца: Да…
Аптекарь: Хороший есть… Отмерить Вам какого?
Самоубийца: Мне б сильно только не страдать А так — на вкус ваш, ваше слово…