— Ты так и не сказал, что заставило тебя воскреснуть.
— Веришь ли — был бы рад остаться мертвым, но кто?то вечно претендует на мое место в мавзолее… Он осмотрелся вокруг и бросил:
— Меня не любят в этом городе… В этой стране, в этом мире, — добавил я мысленно. Но вслух сказал:
— Не волнуйся, сегодня ты мой гость.
— А что будет завтра.
— Завтра будет завтра…. Но когда наступает завтра — оно умирает, перерождается. Оно перестает быть «завтра».
Похмелье
А на следующий день было жуткое похмелье. Маленькие стекла, через которые проникал свет в комнату, запотели и, казалось, что на улице стоит жуткий туман. Перегаром разило так, что было противно, хотя за ночь я вроде бы должен был к нему привыкнуть. Хотелось пить — на подоконнике стоял кувшин с букетом. Я выбросил цветы в угол и попытался сделать глоток, но вода была теплой и вонючей и я выплюнул ее обратно в кувшин. Обернувшись, я увидел, что Ади проснулся. Перед тем, как ложиться спать, он развернул свою кровать прямо к двери, так что теперь никто не мог войти, не потревожив его. Теперь он сидел, оценивающие глядя на меня:
— Как дела? — спросил он.
— Да никак. Голова как колокол, — пустая и гудит…
— Тогда зачем надо было так напиваться?
— Ума не приложу, — совершенно честно признался я: А что вчера было? Со стыдом я подумал, что больше пил все?таки я. Ади не выглядел не больным, ни уставшим.
— Мы с тобой разговаривали. Ты предложил мне погоны оберлейтенанта и звал к себе. Я похолодел — меньше всего я хотел иметь такого подчиненного. С таким же успехом я мог нанять ураган или лесной пожар.
— Но ты отказал, — предположил я.
— Верно. У меня уже есть такой патент, в добавок, я сейчас при деле…
— Я спрашивал при каком?
— Спрашивал… Он замолчал, из чего я решил, что рассказывать он это не станет, равно как вряд ли говорил на эту тему вчера вечером. Я подошел к окну и стер пелену — за окном было пасмурно, тучи висели низко и я не мог определить, что за время дня на улице — день утро или вечер.
— Кстати, как думаешь, сейчас утро? В стекле я увидел, что изображение Ади кивнуло:
— Причем довольно ранее…
— Я тебя разбудил? Он кивнул еще раз.
— Прости…
— Ничего страшного… Сегодня столько надо сделать.
— Начнем с завтрака?
— Согласен… Когда я натягивал сапоги, Ади будто между прочим бросил…
— Мы ведь с тобой заключили контракт… Мне стало плохо — виной ли тому было обострение похмельной болезни, или же слова Реннера. Я подумал, что проще его убить сейчас, даже не вникая в суть вчерашнего разговора. Но я вгляделся в его отражение в оконном стекле. Он был расслаблен и не ожидал от меня удара. Это меня остановило.
— Контракт? — Переспросил я. — И что вменяется в мою часть.
— Конь под седло и триста серебром.
— А не многовато ли — триста?… Я сразу же прикусил язык. Все?таки деньги испортили меня, — пронеслось в мозгу, — но разве свою душевное здоровье оцениваю дешевле? Пусть берет и проваливает — видеть его больше не хочу… Но все оказалось гораздо сложней.
— Нужны мне твои деньги. Я в долг беру… Через неделю отдам. Несмотря на то, что Реннером (равно, как до меня доходили слухи, и мной) пугали детей, одного никто у него не смог отнять — слово он держал. Я стал вспоминать нынешние расценки на наемников и их работу, пытаясь понять, на какую работу я его нанял. Ничего в голову не шло. Реннер сказал сам. Его слова ударили в меня будто молот. Сердце забилось быстро и мощно, грозя сокрушить ребра.
— … а взамен я отведу тебя к могиле твоего отца…
Обед с Ади
Разговор мы продолжили этажом ниже, в обеденном зале гостиницы. Когда мы спустились по лестнице, стол уже был накрыт. Меж тарелок стоял кувшин со скисшим молоком и порезанный ржаной хлеб. Со стыдом я понял, что мое вчерашнее состояние не осталось незамеченным среди присутствующих. С другой стороны, они уже достаточно хорошо знали мои привычки и на следующий день после возлияний никогда не выставляли ни пива, ни самогона, ни квашеной капусты — лучше всего мое здоровье поправлял кисляк под ржаной хлебушек. И действительно — я первым глотком мысли в голове забегали быстрей — я знаком подозвал фельдфебеля.
— Бандера Хайдера прибыла? — спросил я, намазывая масло на хлеб. Таден ожидался вечером или в первой половине ночи. Я предполагал, что он может остановиться где?то по дороге на ночь и тогда его надо было ожидать сегодня к полудню. Но я ошибся.
— Прибыли около полуночи… Вызвать его? Я кивнул, но тут же передумал:
— Если вдруг он не отдыхает, пусть зайдет. Но будить не надо… Фельдфебель удалился.
— Ты напоминаешь мне моего отца… — бросил Ади
— Я вряд ли когда смогу драться с женщинами… Но говорят, ты никогда его не видел?
— Но много слышал… Он замолчал, ковыряясь в каше. Я выдержал паузу в несколько прожеванный ложек и спросил:
— Итак?.. Ади поднял на меня глаза и внимательно посмотрел:
— Не понял. Что «Итак?»…
— Я о нашем контракте. Где похоронен мой отец?
— В могиле! И не в братской, а как надлежит человеку — в гробу и в своей. И за ней ухаживают, слышишь ты! Ухаживают, а не сбросили кости в яму и не привалили плитой песчаника!… Мне стало стыдно — не сколько за себя, сколько за то, что я тоже человек, как и те, кто хоронил Ферда Ше Реннера.