Сэр Брудо с равнодушным лицом выслушивал командиров, осведомлялся о численности щитоносцев и наличии стрелков, приказывал писарю внести в список новый отряд, и назначал вновь прибывшему место в колонне — позади предыдущего, только что появившегося такого же отряда. С каждым присоединившимся подразделением тоже приходилось отправлять оруженосца, чтобы некоторое время сопровождал на марше и чтобы проследил, как держат походный ритм. Впрочем, с ритмом проблем не возникало, армия двигалась довольно медленно. Ускорить темп или хотя бы удлинить переходы сэр Брудо не решался — бестолковые ополченцы перемешаются, многие отстанут от своих отрядов, а неопытные командиры не смогут поддержать порядок в этой пестрой толпе. А стоит людям хоть ненадолго выйти из-под контроля, потерять маршевый порядок — пиши пропало! Армия мигом обратится в бесформенную неуправляемую массу… как там, у северных границ Гонзора, когда пешее ополчение пустилось наутек, едва завидев неприятельскую кавалерию… Эти воспоминания тревожили ок-Икерна снова и снова, теперь маршал все чаще задумывался, имелись ли дргуие возможности разбить огромное войско Каногора? Нет, других возможностей не было, три тысячи ополченцев стали костью, брошенной судьбе, стали жертвой во имя победы — бессловесной жертвой, ибо сами они вряд ли согласились бы возлечь на алтарь… Нет, маршал не торопился повторять жертвоприношение, зачем? Войско, идущее с юга, куда сильнее гевских мятежников, теперь нет нужды задабривать рок пролитой кровью.
С другой стороны, Алекиан, кавалерии которого предстояло преодолеть куда больший путь, пока еще сильно отставал, хотя и двигался быстрее — так что маршал считал, что спешить ни к чему, его армия должна достичь Гевы лишь немногим ранее более мощного войска императора. В бой он вступать не собирался, так как не верил в стойкость ведомой им пехоты и в надежность дворян-волонтеров. Но так рассуждал маршал, а кто знает что теперь на уме у Алекиана, ставшего вдруг скрытным, решительным и… пожалуй, даже коварным? Что планирует молодой император? Вот эти-то мысли и были причиной неуверенности сэра Брудо. На привалах он слышал, как молодые оруженосцы балагурят у костра, они мечтают о подвигах, надеются, что маршал поведет их в бой, они надеются на легкую победу над войском «мокрого королевства». Мокрого… Все чаще идет дождь, в любой день может начаться настоящая осенняя распутица, тогда дороги мигом раскиснут, станут непроходимы, как тогда Алекиан придет на соединение с армией ок-Икерна? Да и его, маршала, собственное войско не сможет двигаться одной колонной по грязи, взбитой авангардом — придется разбить армию на несколько колонн, и вести их параллельными путями, а это чревато потерей управления над отрядами…
Всякий раз, задумываясь об этом, маршал тревожно глядел в серое небо и тревожно вздыхал. Оруженосцы, молоденькие парни, рвутся в бой, да… они не думают о погоде, о проходимости тракта, о быстро тающих припасах в обозе. А сэр Брудо обязан обо всем думать, обязан заботиться обо всех мелочах…
До гевской границы оставалось, по прикидкам маршала еще три или четыре (в случае, если начнутся дожди) дневных переходов, когда присланный командиром авангарда гонец сообщил — навстречу движется неприятель. Сперва сэр Брудо не поверил, но гонец настаивал — замечено гевское знамя с белым драконом поверх синих и зеленых клеток. Небольшой отряд? Кто-то из гевских графов устроил набег? Нет, гонец стоял на своем — на них движется большое войско. Маршал кивнул и, с трудом сохраняя на лице равнодушное выражение, кликнул оруженосцев — передать по колонне приказ останавливаться. Что ж, пришлось признать, что не один Алекиан продумал стратегию кампании, вражеский полководец оказался толковым военачальником. Весь расчет императора строился на том, что гевцы будут копить силы на границе и не рискнут выступить навстречу — тогда две имперских армии, действуя согласованно, получат преимущество. Но теперь эти планы теряют смысл.
Будь под началом маршала опытные солдаты, он велел бы отступить в юго-западном направлении, соединился с Алекианом и навязал бы гевцу бой на ванетской территории, вдали от его тыловых баз… но если дать приказ отступать сброду, которым ок-Икерн командует теперь, это значит погубить армию, все смешается, порядок будет потерян. Ополченцы способны двигаться только в одном направлении и очень медленно. Если гевцы застигнут их на марше… Что ж, остается одно — придется принять бой. И молить Гилфинга о снисхождении.
* * *
Под вечер, когда казалось, что все дневные дела окончены, неожиданно прибыл гонец. Уже порядком стемнело, Альхелла готовилась встретить ночь, слуги неторопливо и привычно обходили залы — где зажигали свечи, а где запирали ставни… Ингви сидел за столом и лениво просматривал кое-какие документы, предоставленные канцлером. Не то, чтобы король собирался проверить, как справляется Мертенк, просто ему хотелось чем-то себя занять и заодно припомнить, как крутятся приводные ремни и колеса государственной машины Альды.
Ннаонна экспериментировала. Вампиресса уселась на кровать с бокалом вина и пыталась поднести сосуд к губам. Амулет противодействовал, и девушка пробовала различные варианты — то выше, то ниже, то внезапным рывком. Иногда вино проливалось, и на полу уже образовалась лужа.
Ннаонна экспериментировала. Вампиресса уселась на кровать с бокалом вина и пыталась поднести сосуд к губам. Амулет противодействовал, и девушка пробовала различные варианты — то выше, то ниже, то внезапным рывком. Иногда вино проливалось, и на полу уже образовалась лужа. Оба были совершенно увлечены этими мирными забавами, когда в коридоре раздались шаги, бряцанье оружия и затем в дверь постучали. Ингви вздохнул и отложил перо. Ннаонна попыталась молниеносным броском — будто амулет мог отвлечься стуком — достичь цели.