Зазвонил мобильник, и Гришка лениво достал трубку:
— Ну?
— Баранки гну. Че там у тебя?
Звонил Авдеич, старшой ватаги местных мужиков, уходящих каждое лето на промысел. И не важно, чем промышлять. Можно собирать оружие, оставшееся со времен войны. Когда сезон, заготавливались грибы и ягоды. И взималась дань с редких путешественников, рискнувших сунуться на старую дорогу.
— «Че», «че», да ниче! Нету никого.
— Смотри там у меня. Заснешь как в прошлый раз — голову оторву!
Авдеич отключился, а Гришка закурил, снова уставившись на еле различимую в сумерках дорогу.
Вдали показался свет фар. Вот он неверным лучом мазнул по соседним сопкам и, отразившись в далекой глади озера, снова скрылся в долине. Если бы в этот момент Гришка отвлекся, то мог бы и не заметить незнакомца. Рука уже сама шарила в кармане, доставая маленькую черную коробочку, а пальцы привычно набирали номер.
— Едет! Едет клиент!
От радости, что не проспал, не проворонил, Гришка несколько поторопился с докладом.
— Что за транспорт? — деловито поинтересовался старшой. — И сколько единиц в караване?
— Н-не знаю. Я только фары увидел и сразу же позвонил.
— Поспешишь — людей насмешишь, — не преминул наставить молодого Авдеич.
— Поспешишь — людей насмешишь, — не преминул наставить молодого Авдеич. — Ладно, хвалю.
Они не были разбойниками, отнюдь. Но, жизнь в последние годы стала такой, что без промысла на дороге не выжить. Это раньше охотник за зимний сезон мог, сдав положенные пятьдесят шкурок, добыть еще столько же. И чтобы не делиться с государством, засолив пушнину, припрятать ее до окончания промысла. Вертолет всегда встречали люди в штатском, обыскивали пилотов и стрелков, вели учет каждой шкурке, приносящей валюту. Но, что стоит мужику сходить в сопки еще раз? И, достав припрятанное, продать уже за настоящую цену, а не ту, которую предлагало государство. Тысяча двести рублей в год — в такую смешную сумму взялся труд охотника. Вернее, в сезон. Так как мужики были предоставлены сами себе. И лишь изредка в плохой год, когда зверья не было совсем, не выполнившим план по сдаче назначали «оброк». И тогда мужики собирали грибы, ягоды, чтобы сдать государству, не дай бог не оставшись в долгу перед родиной.
Но, эти благословенные времена канули в Лету.
Теперь со сменой режима пришли новые веяния. За сданную пушнину перестали рассчитываться совсем. А с мордоворотами, пару раз взявшими левые партии, мужики и вообще зареклись иметь дело. В общем, перешли практически полностью на натуральное хозяйство. Так что без осмотра проезжих ноне обойтись никак нельзя. Не же еще покойный Ленин завещал делиться. О разбое речи не было. Разве ж это серьезно: с фуры сгрузить пару-тройку ящиков с водкой, с сотню блоков сигарет? Если же шел порожняком — вот да двадцать «новых», американских рублей за проезд да содержимое аптечки. Бинты там, йод. Таблеток у них в поселке никто не признавал, испокон веку лечились травами да чаркой, выпитой после баньки. Редко из «досмотренных» обращался в соответствующие ганы. А ежели находился кто-то уж очень принципльный, то под разными предлогами у него старались взять заявление. Уж слишком смехотворен был «поборов» по сравнению с творящимися в последние годы вокруг делами. Портить отчетность из-за бутылок паленой водки кому охота? В общем, мирная сельская жизнь. Пусть и немного хромая, но все же старающаяся идти в ногу со временем.
— Давай поспешай! — зычно командовал Авдеич.
Мужики спешно набросили веревочную петлю на еловый ствол, исполнявший роль шлагбаума. Старая кобыла, натужно фыркнув, вытянула лесину на дорогу, перегородив путь. Вон уже из-за поворота показался свет фар, и труженики леса спешно отступили в тень деревьев.
Подержанный пикап затормозил у преграды. Мужики не торопились выходить, предвкушая бесплатный спектакль. Десятиметровое бревно полметра в обхвате было явно не по силам одному человеку. Да и будь салон полон пассажиров, вряд ли бы смогли они убрать преграду. Так чего не посмеяться, глядя на бесплодные и тщетные потуги горе-путешественника.
Однако фары погасли, а из машины никто не выходил. Бездействие продолжалось минуты две, как вдруг фургончик заколыхался. Потом распахнулись задние дверцы, и изнутри не торопясь выплыло что-то большое. Приняв вертикальное положение, нечто притопнуло ногой, и у спрятавшихся невольно дрогнули сердца. Казалось, земля заходила ходуном от этого движения. Дальше и вообще начались вещи странные, ежели не сказать опасные. Существо, напоминающее человека в два с половиной метра ростом, обхватило машину руками и, приподняв ее, потопталось на месте, как бы примеряясь. А потом прыгнуло, в мгновение ока пропав из виду, взвившись выше не то что поваленного дерева, а перелетев через верхушки столетних елей.
— М-марсиянин, тв-вою м-мать! — крестясь, пробормотал Авдеич. И тут же сорвал злость, неизвестно за что на стоящем рядом Гришке: — А все ты, фантаст хренов. «Едуть!» «Едуть!»
Романтик, не лишенный к тому же некоторой поэтичности, промолчал, втянув голову в плечи.
«Едуть!» «Едуть!»
Романтик, не лишенный к тому же некоторой поэтичности, промолчал, втянув голову в плечи. А таинственное существо растворилось в ночи, и только лежащее поперек дороги бревно напоминало о происшествии.