— Рыжик! Солнышко мое чернопузое! — завопила Мергиона и, наплевав на торжественность момента, повисла на шее красавца.
Верблюд ласково боднул подружку, дождался, пока она на нем устроится, и пошагал прочь, важно переступая через овечек.
— Кстати, Мерги! В Гималаях ты обещала все рассказать потом, — вовремя вспомнил Аесли.
— «Потом» уже наступило, — сообразила Пейджер. — Пошли, Сен.
— Думаю, вам есть о чем поболтать, — сказал Аесли, дипломатично линяя.
Гаттер и Мордевольт остались один на один.
Им не было о чем поболтать.
Мордевольт терпеливо ждал, пока гость хотя бы представится, но тот угрюмо молчал.
Порри долго ждал встречи с величайшим из Черных Магов, променявших чары на чипы; с Тем-имя-которого-не-произносится-по-соображениям-техники-безопасности; с колдуном, который хотел двенадцать лет назад обезмажить младенца, но не на того напал; с фиолетовой тенью, которая наводила ужас на Первертс прошлой осенью…
С каждым из этих исторических деятелей Гаттер хотел в свое время встретиться и разобраться по-свойски, но когда они собрались все вместе и предстали в образе меланхоличного пастуха, нужные слова куда-то делись, да и ненужные решили не приходить в голову.
Положение становилось все более дурацким. Мордевольт никуда не спешил. Жмурился на австралийское солнышко да поглядывал на сконфуженного Порри.
«Вот, друзья называется, — мрачно подумал Гаттер. — Им верблюд на голову свалился, уважительная причина, а мне что теперь делать? Ждать, пока на голову свалится…»
Филин Филимон свалился на голову в присущей ему манере — с шумом, треском и бодрящей порцией электричества.
— Филимон! — облегченно завопил Порри, пытаясь обуздать механического друга. — Отпусти ухо, стервятник! Где ты шлялся?
— Твоя птица? — улыбнулся Мордевольт. — Так я и думал. Сначала-то я его за дикого принял. Электромагнитный образец не до конца исследованной фауны Австралии. Я ему даже имя придумал: Фарадей.
Услышав свое второе имя, филин встрепенулся, бросился к пастуху, потом назад к Порри, сделал круг над стадом и улетел в степь — разбираться в собственных чувствах.
— Как он? — спросил Гаттер, цепляясь за внезапно обретенную общую тему для разговоров.
— Как он? — спросил Гаттер, цепляясь за внезапно обретенную общую тему для разговоров. — Не ломался тут без меня?
— Один раз отошла клемма на приводе левого крыла. А так ничего. Хорошая схема, надежная.
— Спасибо, — покраснел Порри,
— Ну, давай знакомиться, Порри Гаттер, — Мордевольт протянул руку и познакомился. — Мордевольт.
— Вы не скрываете своего настоящего имени? — поразился Гаттер. — Ой… Вы знаете, кто я?!
— Тоже мне, два Больших Секрета, — хмыкнул Тот-кто-перестал-скрываться. — Австралия к беглым каторжникам всегда неплохо относилась. А про тебя уже все кому не лень написали. Как ты меня в Зале Трансцендентальных Откровений приложил, а?
Напоминание об эпохальной битве (не на жизнь, а на смерть!) с голографическим изображением заставило Порри покраснеть.
— Сами виноваты! — пробурчал он. — Столько народу обезмажили, вот я на вас и подумал!
— О да, это страшное преступление, — усмехнулся Мордевольт. — Посмотри на своих несчастных убитых горем обезмаженных друзей.
Порри оглянулся. Потенциально несчастная Мерги с гиканьем обучала Рыжика искусству брать барьеры из овец. Теоретически убитый горем Сен блаженно развалился на сочной австралийской траве.
— Все равно, — упрямо сказал Гаттер. — Вы десять лет охотились на волшебников…
— Порри, я ни на кого не охотился. Это за мной охотились, а я лишь защищался.
— А меня? Меня-то вы пытались обезмажить! Я на вас точно не охотился! Пришли к нам домой…
— Да знаю, — поморщился Мордевольт, — читал эту глупую книжонку. Только, Порри, как ты думаешь, те кто ее написал, видели это своими глазами? На самом деле все было не так…
Как все было на самом деле
История Мордевольта, рассказанная самим Мордевольтом
Превратить всех магов в мудлов? Что за нелепая идея! Зачем бы мне это понадобилось? Магия — это прекрасно, но в современном мире одной магии недостаточно. Много лет я пытался доказать, что вера в волшебство как панацею от всех бед ошибочна. Пара террористов с автоматами Калашникова покрошат любой магический консилиум быстрее, чем те успеют произнести хотя бы одно заклинание.
«Мир изменился! — кричал я на конференциях и пленумах. — И нам тоже надо меняться! Нужно брать достижения науки и техники и интегрировать их в магию».
Меня не слушали, надо мной смеялись. Никто ничего менять не хотел. И тогда я изобрел свою Трубу — замечательное доказательство хрупкости и иллюзорности магического могущества. И доказал, что она работает, причем не на ком-нибудь, а на великом Бубльгуме.
— Ну хорошо, — сказал напряженно слушающий Гаттер. — Мотивы у вас были благородные, допустим. Но разве можно было доказывать свою правоту, отбирая волшебство?
— Помнишь свое открытие? То, одно из первых? Стреляем из Трубы в мага — он мудл. Стреляем в мудла — он маг. Я прекрасно знал, что сила колдунов, попавших под мою Трубу, не исчезает, а переходит ко мне. А значит, должен существовать и обратный процесс. Я собирался сразу вернуть Бубльгуму магию с помощью все той же Трубы, но он с таким интересом начал обучаться технике, что я решил сделать это чуть позже.