Гэтан послушно кивнул, но Илдана не устраивал такой исход разговора.
— Знаете, отец, я бы с радостью последовал вашему совету, но у меня есть вопросы, которые нельзя откладывать на двадцать лет. Если на них есть ответы, мне хотелось бы услышать их сейчас.
— В последнее время Насмешницу одолевают деловыми вопросами, а такие вопросы к ней никак не относятся, — покачал головой настоятель. — Люди почему?то не понимают, что это единственная богиня, у которой нет никаких обязанностей.
— Почему деловыми? — удивился Илдан.
— Почему деловыми? — удивился Илдан. — Вы же их еще не слышали.
— Любой вопрос, который нельзя отложить на двадцать лет, относится к деловым.
— Да, она меня предупреждала, — процедил сквозь зубы Илдан, уставившись себе под ноги. — Ладно, неделя времени — не потеря. Но я понятия не имею, что делать дальше.
— Ничего, Илдан, мы найдем его. — Гэтан попытался заглянуть ему в лицо. — Ну, а не найдем — не беда, без него обойдемся. Все как?нибудь уладится.
— Кого? — спросил настоятель.
— Человека без тени.
— Человека без тени? Кажется, нам действительно нужно поговорить.
Илдан поднял голову и устало взглянул на настоятеля.
— Разговор будет долгим, — предупредил он.
— Понимаю. После обеда у меня будет достаточно свободного времени, и тогда мы все обсудим. Пока вас проводят в комнаты — отдохните, пообедайте у нас, а затем я пришлю за вами.
Он обернулся к одному из оставшихся с ним сопровождающих. Тот все слышал, поэтому без лишних объяснений повел Илдана с Гэтаном в дом.
Сам Старик не спешил уходить со двора. До обеда еще оставалось время, кто?нибудь мог еще подойти. Его взгляд обошел двор и задержался на распахнутых воротах. К ним подходил немолодой мужчина в одежде послушника Аргиона, с шестом в руке. На его голове поблескивала щетка темных волос недельной давности.
Послушник вошел в ворота и замедлил шаг, увидев стоящего у подножия лестницы Старика. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и вгляделся в лицо старого настоятеля. Тот ответил ему таким же, похожим на молчаливое приветствие взглядом.
— Я пришел, — сказал Бесстрашный.
— Вижу.
— Двадцать лет прошло.
— Помню.
Они снова замолчали, вглядываясь друг в друга.
— Двадцать лет назад, — нарушил молчание настоятель, — здесь был молодой воин по имени Арлан.
— Вы его помните?
— Я не умею забывать.
— Его больше нет.
— Понимаю. Кто же ты теперь?
— Никто. У меня давно нет имени. Теперь меня зовут Кэндо Саи.
— Что же ты делал эти двадцать лет?
Бесстрашный помедлил со словами, словно взвешивая, стоят ли эти годы рассказа.
— Я ушел тогда от вас. Пошел в мир на двадцать лет, как вы мне сказали. Я начал с того, что вернулся домой, в Ар?Бейт.
Старик подтверждающе кивнул.
— Когда я вернулся туда, моя девушка уже вышла замуж за другого.
— Ты пожалел об этом?
— Нет.
Старик снова кивнул.
— Что же ты стал делать? — спросил он.
— По?прежнему совершенствовался в искусстве воина. Прошло четыре года, и оно понадобилось.
— К Ар?Бейту подошел Дахат.
— Да.
— Ты остался в живых.
— Я потерял сознание от ран и попал в плен, я и еще несколько наших. Нас, рабов Дахата, отправили на тахорские каменоломни. Для ар?бейтских саи нет ничего позорнее плена. Мои товарищи покончили с собой, чтобы вернуть себе честь.
— А ты?
— Меня лечил один знахарь, который попал в рабы за упрямый нрав. Не поладил с местными властями. — Лицо Кэндо оставалось спокойным, словно он рассказывал не о себе. — Он сумел объяснить мне, что меньше чести уйти из жизни, чем остаться жить. Что это легкий выход.
— Ты остался жить ради мести?
— Нет. Ради жизни. Он сказал, что наихудшее посрамление врагу — жить, не замечая его. Я его понял.
Старик опустил веки в знак согласия и снова поднял их.
— А потом я убежал с каменоломен. Это мало кому удавалось. Это не удалось бы и мне, если бы меня не подобрала в лесу старуха?колдунья. Она лечила меня и травами, и волшебством. Долго лечила, но выходила.
Долго лечила, но выходила. Даже шрамов от кандалов почти не осталось. Я пробыл у нее целую зиму.
— А после?
— Я ушел от нее. Она не держала меня, ей от меня ничего не было нужно. Мне некуда было идти, но я ушел. Я не вернулся на родину, даже не потому, что от нее остались одни развалины, а потому, что стал другим человеком. Для этого человека все места в мире были равны. И я стал бродягой.
— И долго ты был бродягой?
— Пока не узнал всё о людской злобе и доброте. Затем подвернулся случай, и я решил стать послушником Аргиона. Некоторое время я прожил в обители.
— Долго ты там прожил?
— Не дольше, чем нужно. Я выдержал испытание и стал зваться Бесстрашным. С тех пор я хожу по миру.
— И что ты в нем ищешь?
— Ничего. Просто живу. Считаю своей судьбой то, что встречается на пути. Недавно я вспомнил, что в этом году истекает двадцать лет с тех пор, как я вошел в эти ворота. И вот — я вернулся. Передо мной те же ворота, тот же человек.
— Да, я все еще настоятель этой обители, — подтвердил Старик. — Сегодня приемный день, и я, как настоятель, обязан задать тебе вопрос. Сюда приходят послужить Истине и приобщиться к Истине. Зачем ты пришел?
Спокойное лицо Бесстрашного осветилось неожиданной улыбкой.