— Трудно сказать. Мой отец никогда не стремился быть богатым.
— А как тебя зовут?
— Гэтан.
— Гэтан? — фыркнула девушка. — Чудное имя.
— Вообще?то мое имя — Гаэтан, но в детстве я его не выговаривал, так оно и пристало.
— А мое — Лувинда. Дедушка зовет меня Луви. Мы живем вон там, — она кивнула на дом, — вдвоем, своим хозяйством.
Гэтан ничего не сказал. Некоторое время они молча рассматривали друг друга.
— Ты, наверное, хочешь есть, — догадалась девушка и, не дожидаясь ответа, пошла к оставленному под кустом узелку. Она вернулась к Гэтану с большим ломтем черного хлеба. — Вот, возьми. Я с собой прихватила, чтобы домой не бегать.
Она ожидала, что странный паренек набросится на хлеб, но тот почему?то держал его на ладонях, пристально разглядывая ломоть.
— Ты что, и хлеба никогда не видел? — изумилась девушка.
— Может, и не видел, — рассеянно отозвался Гэтан. За эти дни он научился оценивать пищу и теперь удивлялся тому, сколько жизненной силы в лежащем на ладонях куске по сравнению с корешками и прочей мелочью, которой он питался в пути. — Как это, оказывается, много — кусок хлеба.
Он наконец отщипнул от ломтя небольшой кусочек и неторопливо прожевал. Затем отломил еще немного, а остаток убрал в карман. Девушка с любопытством наблюдала за ним, словно за забавным зверьком.
— Ты уже наелся? — снова удивилась она.
— Отвык, — коротко пояснил Гэтан.
Девушка с любопытством наблюдала за ним, словно за забавным зверьком.
— Ты уже наелся? — снова удивилась она.
— Отвык, — коротко пояснил Гэтан.
— А куда ты идешь?
— Не знаю.
— От нашего дома вдоль реки идет дорога, — стала она объяснять, хотя Гэтан ни о чем ее не спрашивал. — За день ты дойдешь до Сейта. Это город — мы с дедом продаем там корзины и покупаем товары. — Видя, что Гэтан молчит, она спросила: — А дальше ты куда пойдешь?
— Не знаю.
— Беда с тобой… — Девушка сочувственно вздохнула. — Оставайся, что ли, у нас — здесь скучно, а ты все?таки новый человек, да и помощник нам нужен.
— Я ничего не умею.
— Научишься. Идем, я покажу тебя дедушке.
Она вскинула косу на плечо и направилась к дому. Гэтан безропотно пошел за ней, предоставив Великой Ткачихе распоряжаться нитью его жизни. Дом был обнесен невысоким плетнем, служившим оградой не столько от чужих людей, сколько от скотины, которая паслась на берегу реки — лошадь, две козы и поросенок, с довольным видом развалившийся в прибрежной грязи. Девушка распахнула калитку и пропустила Гэтана вперед.
Стены крытого соломой дома были сделаны из двойного ряда переплетенных и обмазанных глиной жердей — обычный способ постройки стен в этой части Триморья, где почти не рос строевой лес. На дворе стояла телега, вдоль стены сарая возвышались остатки поленницы, в углу темнела старая покосившаяся бочка со стоялой водой. На жердях плетня сохло несколько глиняных горшков. Дверь в дом была распахнута, у невысокого крыльца стояла скамья, рядом с которой лежала куча зеленых прутьев и недоплетенная корзина. Из?под скамьи вылез огромный лохматый пес, прятавшийся там от жары, и молча потрусил к Гэтану.
— Цыц, Тапа! — предостерегающе окликнула девушка, но пес был настроен миролюбиво. Он не стал лаять на незнакомца, а только не спеша обнюхал его ноги. — Дедуля! — крикнула она в дверь.
— Что? — раздался оттуда громкий, густой старческий голос.
— Ты посмотри, кого я привела!
— Что?
В дверном проеме показался кряжистый старик, еще лет десять назад, наверное, бывший сильным мужчиной. Было ясно, что он переспросил девушку не из?за глухоты, а скорее по привычке, потому что в его прищуренном взгляде, брошенном на Гэтана, вспыхнуло не удивление, а внимание.
— Нищий? Далеконько зашел.
— Нет, дедуля, он с корабля упал в море.
— Ну, подай ему, да покажи дорогу.
— Дедуль, ему некуда идти. Пусть он у нас останется помогать по хозяйству.
Старик с сомнением взглянул на Гэтана.
— Больно хлипок, — заключил он, хотя не спешил с отказом. — Ты чего умеешь, парень?
— Ничего, — ответил Гэтан.
— Дрова рубить ты не сможешь, пахать ты не годишься, — оценивающе оглядел его старик. — А корзины плести, пожалуй, научишься. Ладно уж, оставайся. Только запомни, я дармоедов не люблю. Заходи, что ли, в дом.
Гэтан зашел в крохотные сени, где едва умещался огромный сундук для старья, стоявший вплотную к ведущей на чердак лестнице, и сколоченная из досок кровать, с которой только что встал дед. Старик открыл внутреннюю дверь и, пригнувшись, вошел в комнату, сделав Гэтану знак следовать за собой. За Гэтаном вошла Лувинда, закрыв дверь перед носом у пса.
— Налей, что ли, ему молока, пока обед не наступил, — приказал старик внучке. — Жить, говоришь, тебе негде?
— Негде, — согласился Гэтан.
— У тебя, что, совсем дома нет?
— Есть, но далеко, в Лимерии. Я поехал мир посмотреть, а вон как получилось…
— Значит, денег нет домой ехать?
— Нет. Но я и не хочу возвращаться.
— С родней, что ли, не поладил? — догадался старик.
— С родней, что ли, не поладил? — догадался старик.
Гэтан промолчал. Он не знал, как объяснить, что можно не хотеть возвращаться домой, даже если ладишь с родней. Дед принял его молчание за согласие.
— Ладно, живи у нас, — разрешил он. — Корзины плести будешь. Меня с детства Рохом кличут — так и зови, а это внучка моя — Луви, а пса зовут Тапком. Когда я его из города привез, он с тапок мой величиной был, — дед шевельнул тапкой, надетой на здоровенную ножищу, раза в два большую, чем узкая ступня Гэтана. — А тебя как зовут?