— А… она?
— А она сосчитала точно, чтобы хватило мне одному. С тех пор я боюсь снотворного, да и на Большой Земле мне как?то неуютно… Шумно, многолюдно.
— А летать не боитесь?
— Да как?то нет…
Сейчас вернутся наши и станет шумно и многолюдно. А если не вернутся? Если так же, как эти…
— Вуковуд, прошло только полночи. Что же все?таки делать?
— Ждать. Отоспятся Чары с Боровиковым, рассветет, если связь с восходом не восстановится, может быть, просто поднимем один из кораблей.
— Гениально…
И в этот момент в шлюзовой грохнуло.
Отоспятся Чары с Боровиковым, рассветет, если связь с восходом не восстановится, может быть, просто поднимем один из кораблей.
— Гениально…
И в этот момент в шлюзовой грохнуло. Что?то посыпалось на пол, послышалась возня — наконец?то! Войти могли только люди, ведь скочи были здесь, в медотсеке, а никакое зверье не способно проникнуть через защитное поле.
Они разом вскочили, и даже не бросились навстречу прибывшим; с плеч упала такая тяжесть, что пришлось перевести дух и только тогда, освободившись от этого непосильного бремени ночного ожидания, почти спокойно выйти навстречу…
Тянуло сырым сквозняком, и в пустом тамбуре суетился киб, подбирая рассыпавшиеся коробки.
Вуковуд тревожно глянул на Варвару.
— Это я его посылала, — почти беззвучно прошептала она, — на ваш… этот… «пюсик». В медотсек… может не хватить…
Он поймал ее за плечи, обтянутые так и не снятым скафандром, скользким, как рыбьи потроха. Притянул к себе — думал, видно, что она заплачет. Варвара напряглась, не сопротивляясь, а прислушиваясь: из черного жерла выходного люка доносился свистящий гул, точно стремительно неслись тысячи маленьких серебряных саночек. Туча, слабо подсвеченная огнями иллюминаторов, уже спустилась ниже верхних оконечностей обоих кораблей — на соседнем замутился и исчез носовой сигнальный фонарь. Варвара мягко отвела руки Вуковуда, отключила защитную решетку, выглянула: тапиры, упрятавшиеся под «Дунканом», тревожно похрапывали, сбиваясь, в тесную кучу. Голове вдруг стало холодно; кисельный туман, опускаясь все ниже и ниже, залепил выход из корабля, но внутрь почему?то не пополз.
Вуковуд потянул ее обратно, чтобы не высовывалась. Судя по скорости движения, туча уже. легла на брюхо, растекаясь от одного края долины до другого серой простоквашей. Тут же полыхнуло, малиново?красным ополоснув стены шлюзовой, и в тот же миг рядом засвистело, зашуршало, зазвенело стеклянными нитями. Варвара не сдержалась, быстро натянула защитную перчатку и высунула ладонь наружу, подставляя ее стеклянному дождю. Тонкие ледяные спицы ткнулись в ладонь, не прокалывая синтериклона, — к счастью, они рождались на малой высоте и не вонзались, а просто сыпались сверху, словно сосновые иголки. Полыхало все чаще, и казалось, что там, за бортом, идет малиновый снег. Было тревожно, как в ненадежном одиноком жилье посреди метели. И дышать тяжело.
— Как?то там?.. — Пахло бедой, прямо?таки тянуло, но не из прикрытого решетчатой защитой люка, а совсем наоборот — сзади.
Они еще не переступили порога госпитального отсека, а ярко?красный прямоугольник уже подтвердил: да, худо. Состояние Рамболта тяжелое. Под крышкой саркофага четко проступало вытянувшееся серое лицо с такой сухой даже на взгляд кожей, что казалось, коснись — и зазмеится трещинками. Бесконтактные датчики расположились нимбом вокруг головы, и гибкие манипуляторы ползали по рукам, поклевывая вены. Открывать сейчас крышку было нельзя — Гиппократ делал больше, чем могли бы люди. И все?таки…
Вуковуд оторвал кусок ленты, выползшей из щели диагностера. Пробежал глазами.
— Хуже некуда, — сказал он, — это гравифобия. Варвара молча подняла на него глаза — она как?никак прошла фельдшерский курс, но о такой болезни и не слыхала.
— Это не болезнь. Состояние. Даже нет, требование организма. Короче, это компьютерный диагноз, люди в такое не верят…
Варвара быстро глянула на саркофаг — как это не верить, когда — вот… Снова молча выпрямилась, ожидая разъяснений. Она уже знала, сейчас ей придется сделать что?то невероятное, пока неизвестное ей самой, но что именно — для этого у нее было еще недостаточно информации.
— Вы, наверное, слышали, что после полетов все корабельные Гиппократы сваливают свои записи в одну кучу — кажется, где?то на Багамах.
Там центр. Так вот, у людей, долгое время проведших в невесомости, особенно в юношеском возрасте, иногда при самом незначительном заболевании организм словно перестает бороться — и так до тех пор, пока больного не помещают в антигравитационную камеру. В состоянии невесомости организм как бы «приходит в себя». И заранее это ни распознать, ни предугадать нельзя. Со мной, между прочим, это тоже может случиться… Это что бы вы не пугались.
Она, не мигая, смотрела на него, словно не слыша. И тем временем лихорадочно прикидывала — что делать? Что делать?! И еще как?то подсознательно соображала — вот оно что, не пугайтесь… Это он затем рассказывал о своей истории, чтобы она не испугалась, если ей придется остаться здесь совсем одной с четырьмя бесчувственными людьми на руках. Ему очень не хотелось, но он рассказывал, чтобы она знала: то, что выпало ей, — это далеко не самое страшное…