— Разве такое возможно?! — подскочил на диване Рамарон.
Маг усмехнулся его горячности.
— Не для всех айнуров, но для меня возможно, хотя подобные штучки не приветствуются Илуватаром. Ну уж я перед ним как?нибудь отчитаюсь…
— А почему только на время? Она же вечная!
— Чтобы ты это понял, сначала я должен объяснить тебе причину вечной молодости. В каждом из нас — и в эльфе, и в гноме, и в человеке, и в любом другом живом и неживом творении Илуватара — изначально заложена искра от сущности Единого, но дальше каждый должен поддерживать ее горение сам. Как только искра начинает слабеть и гаснуть, ее носитель начинает дряхлеть, пока наконец его тело не разрушается окончательно. Это и называется — смерть от старости. Чтобы искра сохраняла свой жар, нужно всегда воспринимать мир как бы заново и сохранять в себе свежесть чувств и ощущений, а скука и привычка гасят ее. В эльфах эта способность предусмотрена Илуватаром, поэтому они не старятся или почти не старятся. В каком?то смысле они — вечные дети, непрактичные и способные радоваться любому пустяку. В людях эта способность заложена в малой степени, потому что Единый хочет посмотреть, сумеют ли они развить ее самостоятельно, и в чем?то они ему интереснее эльфов. В гномов Ауле заложил эту способность, насколько сумел, но, сами понимаете, он — не Илуватар, а только валар, поэтому гномы получились долговечными, но не вечными.
Палландо закончил говорить. Все трое сидели молча, с озадаченными лицами. Маг с любопытством поглядывал на них, наблюдая, как они восприняли эту лекцию по божественному промыслу.
— Что касается вас двоих, — добавил он, — я не могу изменить ваши изначальные свойства, но могу наделить вас частицей собственной жизненной силы. Она вернется ко мне, когда я сочту нужным взять ее обратно или когда кто?то из вас погибнет. Если такое несчастье случится, я мгновенно узнаю об этом по ее возвращению.
Если такое несчастье случится, я мгновенно узнаю об этом по ее возвращению. Для ее передачи я проведу определенный ритуал, после которого вы перестанете стариться, подобно эльфам и айнурам.
— А мы с Гормом тоже научимся колдовать, как вы? — спросил вдруг Рамарон.
— Шустрый ты парнишка! — расхохотался маг, откинувшись в своем плетеном кресле. — Нет, это две совершенно разные силы — жизненная и колдовская. Ваши тела просто не приспособлены вмещать такое могущество, как моя колдовская сила. То, что сейчас перед вами, — он указал на себя быстрым обводящим жестом, — во многом одна только видимость.
— Эх, вот жалость?то, — огорчился бард. — Почтенный Палландо, тогда сделайте так, чтобы я мог видеть в темноте! Мне уже надоело, что меня за ручку по пещерам водят!
Маг одобрительно кивнул.
— Хорошо, что ты напомнил об этом. Я позабочусь, чтобы во время передачи силы ты получил и это свойство. А теперь можете идти — я сообщу вам, когда подготовлюсь к ритуалу. Мне потребуется для этого несколько дней, да и вы должны отдохнуть перед тем, как принять в себя частицу жизненной силы айнура.
В последующие дни Фандуил знакомил друзей с жизнью в Мирквуде. Они побывали на приеме у короля Трандуила, которому захотелось услышать новости из первых рук. Король был вежлив, серьезен и имел заметное сходство с Фандуилом. Горм и Рамарон уже знали, что он получил власть, будучи в возрасте Фандуила, когда все его старшие родичи полегли в битве с орками. Узнав, что юноши собираются за гномьими кольцами, он обещал обеспечить их провизией и снаряжением в дорогу.
Две недели спустя Палландо провел ритуал передачи силы, а еще через два дня друзья отправились в путь. Кроны Сумрачного леса очистились от снега и бледно?зелеными облаками высились далеко в небесах. Сумрачный лес ненадолго перестал быть сумрачным — пока не отрастут новые листья и не укроют его влажные глубины от лучей солнца.
И снова ночевка под открытым небом — первая в длинной череде предстоящих им ночевок. Фандуил не охотился весной, когда все живое участвует в зачатии новой жизни. Пока Горм с Рамароном запасали топливо на ночь, он приготовил ужин из взятых в Мирквуде припасов. После ужина бард уселся у костра с лютней и стал напевать песню, сочиненную сегодня в дороге:
Мой мир — это лютня, а путь мой — ее струна.
Струну натяну я, чтоб выше запела она.
Мой мир — это лук, а путь мой — его тетива,
А стрелы мои — это песни заветной слова.
Струну натяну я, чтоб песню свою сложить,
Рвану тетиву я, чтоб в цель стрелу положить,
Ах, цель, моя цель, как цель моя далека —
Струна натянулась по деке и до колка
И от тетивы дрожит дубовой дуги разлет.
Хоть путь далеко лежит — идущий всегда придет.
Ах, цель, моя цель, прими все мои пути,
Иду я к тебе, чтобы было откуда уйти.
Друзья не знали, что в этот день перед пещерами Мирквуда опустился гигантский орел, чьи крылья достигали нескольких шагов в размахе. Палландо вышел к орлу, и у них состоялся короткий разговор на странном клекочущем языке. После этого разговора маг сходил в свою комнату за посохом и уселся на спину могучей птицы. Приняв седока, орел взмыл в поднебесье и вскоре исчез из вида.
К середине зимы в Барад?Дур вернулись орки из?под Ост?ин?Эдила. В Мордорской долине, со всех сторон огороженной горными хребтами, зима была сухой и бесснежной. Грубые сапоги остатков армии Саурона, месившие снег вдоль всего Андуина, наконец?то ступили на бурую полегшую траву Мордора. От отряда волкогонов уцелело только несколько волков. Они тащились вслед за пешим войском под наездниками, не желавшими принимать на себя первый гнев хозяина. Вожак армии погиб, и трудно было предугадать, на кого обрушится ярость Саурон?бахула.
Поражение под Ост?ин?Эдилом было неожиданным для Саурона. Не то, чтобы совсем неожиданным — всегда остается место для ничтожной случайности, из?за которой верное дело проходит не так, как было задумано — но майар и думать не хотел, что она может произойти с его войском. Ему были известны силы Ост?ин?Эдила, он сделал все возможное, чтобы оставить нолдоров без военной поддержки, и преуспел в этом. Как бы усердно эльфы ни готовились к войне, какими бы искусными воинами они ни были, решающее значение имела численность войск. Саурон постарался обеспечить себе перевес, послав на город все свои южные силы, он следил за битвой через амулет на вожаке и даже направил его руку, сразившую Келебримбера — и в итоге остался без южной армии, а город так и не был взят.