В далёком углу находился пустой камин. Рядом с ним стояли два кресла-качалки. Над камином висели две картины. Я всмотрелся в них и убедился, что это пейзажи, выполненные в превосходной реалистической манере. На всех изображался утренний лес, купавшийся в лучах восходящего солнца. Художнику удалось передать пьянящую красоту этих мест. С удовольствием, забросил бы всё и повалялся там на травке.
— У вас уютно, — заметил я.
— Спасибо, — с холодной вежливостью отозвался Лагарди.
Я продолжил беглый осмотр. Мягкая софа, на которой лежал аккуратно свёрнутый плед, барная стойка у стены, книжный шкаф из ореха, пушистый ковёр на полу. Лагарди знал толк в удовольствиях и себе не отказывал. Повсюду стерильная чистота: ни пылинки, ни соринки. Настоящая берлога старого холостяка.
— Присаживайтесь, — предложил Лагарди, указав на одно из кресел.
Я поблагодарил его и сел. Кресло качнулось сперва назад, а потом вперёд. Мне понравилось. Надо бы купить такое же и поставить в офис. Буду в нём дремать, когда поток клиентов иссякнет.
— Не хотите выпить? — спросил он.
— Спасибо, для алкоголя ещё рано.
— Как хотите, — пожал плечами Лагарди. — Себе я накапаю.
Он снял со стойки пузатую бутылку и наполнил высокий бокал до краёв.
— Не передумали? Отличный бренди из старых запасов.
— Нет, — отозвался я. — Составлю вам компанию в другой раз.
Лагарди опустился в кресло по соседству и с наслаждением откинулся на спинку.
— За Томаса! — он поднял руку с бокалом в воздух и сделал глоток. — Пусть земля ему будет пухом.
— Где ваши очки? — спросил я, когда содержимое бокала исчезло в его желудке.
— Там, — он махнул в сторону книжного шкафа. — На полке лежат. Я их не ношу дома.
— Вы один живёте?
— Вас это не касается, — голос его сразу стал бесцветным.
Я ощутил в нём какую-то надломленность. У этого человека были проблемы с внутренним стержнем. Что-то его угнетало.
— Я расследую убийство, — напомнил я.
— Это не является пропуском в мою личную жизнь, — парировал Лагарди.
— Возможно. Вы ладили с братом?
— А вы не знаете? — Лагарди слабо улыбнулся.
Я промолчал. Это подстегнуло собеседника.
— Неужели Рейли держал рот на замке? — он вперил в меня внимательный взгляд синих глаз.
— Я знаю только то, что братскими ваши отношения было не назвать. У вас существовали разногласия из-за женщины.
— Знаете что, — вместо ответа произнёс Лагарди, — я, пожалуй, ещё выпью.
Вы хотите залезть мне в душу. Я — не против, но без хорошей смазки ничего не выйдет.
Он снова направился к бару тяжёлой и шаркающей походкой уставшего человека и вернулся, отягощённый ещё одной порцией спиртного. Я не стал донимать его вопросами и дождался, пока Лагарди устроится удобней.
— За Сюзи! — произнёс он, осушая бокал.
— Кто такая Сюзи?
— Сюзи? — переспросил Лагарди. Глаза его сверкнули. — Сюзи, Сюзанна — самая прекрасная женщина в моей жизни. Когда-то я мог говорить о ней часами, — он пошевелил бровями, собираясь с мыслями. — Вам приходилось любить кого-то? По-настоящему, так чтобы ваша жизнь не имела смысла без этого человека.
— Да.
— Тогда вы должны меня понять. Сюзи была смыслом моей жизни. Не смейтесь, Гэбрил. Я знаю, что это звучит высокопарно, но в моих словах нет ни капли лжи.
— Мне ваши слова не кажутся высокопарными.
— Спасибо. Мы хотели сыграть свадьбу. Оставалась одна неделя, всего одна вшивая неделя, до того, как мы стали бы мужем и женой, — выражение лица Лагарди стало трагическим. — Я пригласил Томаса стать свидетелем на свадьбе. Это стало роковой ошибкой. Он приехал, весь такой красивый, видный, в военной форме. Настоящий герой. Сюзи увидела его и… — Лагарди помолчал. Слова давались ему нелегко. — В общем, она меня бросила. Ушла к Томасу.
— Мне это знакомо, — признался я. — Когда-то я пережил схожую драму. Вас бросила невеста, а от меня ушла жена. С той поры прошло почти четыре года. Не самые лучшие четыре года, скажу вам. Я очень её любил.
В глазах собеседника зажёгся интерес.
— Сочувствую. Но вы смогли это пережить. Каким образом?
— Даже не знаю, что сказать. Я нашёл утешение в работе, пахал как проклятый. Денег много не заработал, но зато знал, чем занять вечер. А потом я встретился с Лиринной. Она вернула меня к нормальному существованию. Сейчас мне кажется: всё, что ни делается, делается к лучшему.
— Я могу вам только позавидовать. Работа не вызывала у меня ничего, кроме отвращения.
— А что у вас за профессия?
— Профессия, — Лагарди хмыкнул. — Я — писатель. Пишу дерьмовые книжки под целой кучей псевдонимов. Дарий Донахью — может, слышали о таком? Это я!
— Слышал, даже читал кое-что. Насколько я помню у него главный герой, отягощённый оравой недалёких родственников и котов, разгадывает детективные загадки, перемежая их бородатыми анекдотами, украденными из газет.
— Вы уловили самую суть. Удивительно, но эта ерунда расходится, как горячие пирожки.
— Должно быть, гребёте деньги лопатой.
— Когда у тебя много денег и нет ни малейшего интереса их тратить, становится скучно. Я потерял любимую женщину, стал противен самому себе. Пил как сапожник, буянил, даже подрался на дуэли с Томом. Хорошо, что мы тогда не убили друг друга. Я был дураком.