— Вспоминается начало нашего разговора. Когда я включил «Адвокат дьявола» и увидел сцену в лучших традициях голливудских «ужастиков» — тут же выключил, потому что мой внутренний голос, моя христианская совесть, как мне показалось, дала понять: «Тебе это смотреть не надо, это вредно, выключи». А теперь я думаю: если отец Андрей хвалит — зря выключил, надо было досмотреть до финала.

— Во-первых, я еще до просмотра слышал добрые отзывы об этом фильме. Во-вторых, фильм о продаже души дьяволу — и чтоб был без «ужасов»? Вот именно в этом случае он и стал бы рекламой сатанизма…

Но если Вы все же решили не смотреть этот фильм до конца, то я поясню, в чем дивность последней сцены. По сюжету сатана вроде бы загнан назад в преисподнюю, и адвокат, который смог одолеть искушение, радуется своей победе. А затем, спустя несколько месяцев после этой решающей битвы, знакомый журналист окликает его: «Слушай, меня интересует твой опыт работы в Нью-Йорке, и вообще — ты такой молодец! Дашь интервью?» — «Нет». — «Я тебе обещаю: это будет гвоздь номера, твоё лицо будет на обложке». После секундного раздумья адвокат соглашается: «Хорошо, позвони мне». Оператор показывает лицо журналиста: оно преображается, и мы видим сатану, с довольным видом произносящего: «Поистине, тщеславие — моё самое любимое оружие». Ну, прям хоть в «Добротолюбие» включай!

— Вот. Конкретный случай: наслушавшись «внутреннего голоса», я отринул хороший фильм. А вы призываете не смотреть, не читать, если совесть подсказывает: «Не надо».

— Конечно, призываю. Зачем идти против совести? Не понравилось с самого начала — плюнул и пошёл дальше. Христианин, который не посмотрит даже этот фильм, честное слово, нимало не обеднеет. Да и посмотрев — не обогатится (ибо в лучшем случае найдет подтверждение тому, что и так уже знал).

— Но всё же. Я посмотрю «Титаник», у меня будет буря впечатлений и я вечером не смогу совершить молитву перед сном — так меня потрясёт кино. Это характеризует фильм с плохой, с греховной стороны?

— Может это скорее характеризует Вас, нежели фильм? Неужели не понятно, что если на воротах монастыря висит объявление «не входите в майках без рукавов и в коротких юбках! Не смущайте братию!» — то это характеризует именно братию, ее небоеготовность и какую-то совсем немонашескую подвижность ко греху?!

— А еще, говорят, вы даже о «Калигуле» хорошо отзывались…

— На этот фильм я крестников точно не поведу. И вообще никому смотреть его не буду советовать. Но если уж этот фильм попадет в ваш кругозор, то можно и в этом произведении найти повод для разговора о христианстве. Сегодня так много говорят о поэтичности и естественности язычества, противопоставляя его «гуманность» мрачному чернорясному монашескому христианству… И становится непонятно — от чего же именно отшатнулась совесть первохристианских мучеников. Христианство отвергло не Платона и не Аристотеля, а то, что изображено в «Калигуле». Так что ругать «Калигулу» все равно что ругать окно, через которое видно помойку. Я же считаю, что окно не виновато: мерзость на помойке, а не на стекле. Фильм не мерзок, он просто натуралистичен. Но такова была натура погибавшего языческого Рима и мира… Сомневающийся человек при знакомстве с этим фильмом поймет оправданность тех «нет», которые сказала Церковь.

— До какой степени можно увлекаться искусством, чтобы это увлечение не стало чрезмерным?

— Наверное, до тех пор, пока человек сам не становится персонажем. Смотри на чужую игру, но не играй сам.

Мы будем Вам очень признательны, если Вы оцените данную книгуили оставить свой отзыв на странице комментариев.

— Красиво, но поконкретней.

— Не смогу. Пожалуй, это очень субъективно: человек должен сам почувствовать грань. Либо он её чувствует, либо нет.

— Как Вы оцениваете сегодняшние взаимоотношения интеллигенции и Церкви?

— На наших глазах проблема русской истории «Церковь и интеллигенция» оказалась исчерпанной. Этой проблемы уже нет. В одной Москве уже около ста священников, окончивших МГУ. Проблема становится более прозаичной: в самой интеллигенции возникает вопрос о взаимоотношениях ее церковной и нецерковной частей.

И тут кстати вспомнить, что в Византии «театром» называлось место дискуссий интеллектуалов. Спектакли, представляемые в таком театре — это были заранее подготовленные высокориторические речи или диспуты. При этом, правда, докладчик играл самого себя, а не литературного персонажа, придуманного другим человеком. Так что в своей воцерковленной форме театр был местом работы мысли. В лучших своих произведениях он таковым остается и по сегодняшний день.

* * * * *

Примечания

notes

1

Уже и не анекдот: «В штате Орегон телевизор 20-летнего студента Криса ван Росмана (Chris van Rossmann) не только принимал телесигнал, но и подавал межународный сигнал бедствия на частоте 121.5 МГц, сообщает Reuters. Хозяин годовалого аппарата с плоским экраном, напичканного электроникой, обнаружил это 2 октября, когда в его квартиру в небольшом университетском городке Корволлис, в 70 милях от Портленда, пожаловали представители служб спасения и полиция. Выяснилось, что сигнал был принят орбитальным спутником и перенаправлен в спасательный центр ВВС США на военную базу Ленгли (Langley) в Вирджинии. Представители властей ожидали найти лодку или небольшой самолет с неисправным передатчиком. „Они никогда не видели, чтобы сигнал бедствия, тем более настолько сильный, подавал бытовой аппарат, и были поражены.“ — сказал Росман. Хозяину уникального телевизора было рекомендовано избавиться от аппарата, дабы избежать выплаты штрафа в 10 тысяч долларов за „подачу ложного сигнала бедствия“. Представители компании — производителя связались с пострадавшим и предложили бесплатно заменить просивший о помощи телевизор на обычный» ( — Reuters, 18.10.2004 http://lenta.ru/oddly/2004/10/19/tv/

2

«Представь, что люди находятся как бы в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у их прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной, вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. За этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов. Когда же с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет он своих друзей? Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от Солнца? А если ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут — а на это потребовалось бы немалое время, — разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?» (Государство. 7, 514–517).

3

Рильке Р. М. Что не было меня доныне… // Рильке Р. М. Часослов Спб., 1998, с. 79. Впрочем, были у Рильке и минуты мистико-пантеистических переживаний: «Когда сновидец Ты, так я — твой сон» (Не бойся, Боже! Это я — мой крик. // Там же, с. 30); «Я чувствую — любая жизнь живется. А кто живет ее?.. Так кто же жизнь живет? Не Ты ли, Боже?» (Пусть каждый из себя на волю рвется… // Там же, с. 106). Впрочем, само это «Ты», которое он постоянно обращает к Богу, показывает, что религиозность Рильке — живая и христианская, а не пантеистическая. Кстати, по признанию самого поэта, самое яркое его религиозное переживание — это православная Пасха в Москве…

4

Томскому журналисту или послышалось, или в редакции решили изящно пошутить… В итоге эта фраза из моей лекицит про «Матрицу» в местном политехе на полосе «Томской недели» выглядела так: «Есть еще фракция радикальных демократов, что она на ночь гладя предлагает — я вообще молчу» (Томская неделя. 26.02.2004). Ух, журналюги… «Поубывал бы!»

5

Поэтому, кстати, слово страсть в богословии не является синонимом слова грех. Бывают «неукорные старсти», безгреховные. Скажем, потребность человека в пищу, воздухе, общении…