— Пожалуйста. А тебе спасибо за удачно устроенный сквозняк, который унес мой лист.
— А что на нем было?
— Песня Сердючки.
— Круто. Значит, помогли друг другу. Так сказать, по-соседски… Да, ты едешь?
— Куда? — удивилась Клио.
— Как куда? На пикник, за город, отмечать благополучное окончание последнего курса и получение диплома!
— Впервые слышу. Да и дипломы будут только послезавтра.
— Ну ты, мать, даешь! — Семен покачал головой и принялся в подробностях расписывать ей все прелести грядущего веселья. Впрочем, описание сводилось в основном к словам «оттянемся», «оттопыримся» и «оторвемся».
Несмотря на то что Татьяна была красивой девушкой — светло-русые длинные, немного вьющиеся волосы, синие глаза, «Фыгурка просто загладенье!», как частенько слышалось, она была «своим парнем». Волосы были забраны в хвост, ресницы почти никогда не знавали туши, а в платье ее не видел никто из института. Исключение составлял Семен — он смотрел ее детские фотографии. Нет, она, конечно, принимала иногда цветы, ходила на свидания. Но каждый раз убеждалась, что не встретила еще того единственного и неповторимого. А хотелось встретить. Где-то он задерживался.
— Ну что, убедил? — закончил Семен.
— Убедил. Когда встречаемся и что нужно взять?
— Так. Встречается сегодня в четыре у левого крыла. Взять? Ну, что-нибудь закусить… На выпивку деньги надо сдать.
— Понятно, — усмехнулась Клио и потянулась за кошельком. Семен прекрасно знал, что Клио не пьет. Почти не пьет. Все, что она всегда приносит с собой, достается ему. Собственно, не жалко…
— Ну ладно, я пошел, — сообщил между тем Семен, убирая деньги. Если нужно было сдать на что-то деньги, то кассиром был всегда он. Семен мог найти выгодное вложение даже пяти копейкам. — Собраться еще надо. Ты бы тоже тут не засиживалась. Опоздавших ждать не будем.
— Хорошо. Сейчас пойду.
Ее сосед легко вскочил на ноги и скоро скрылся из глаз. Клио еще немного посидела, любуясь маленьким облачком, зацепившимся за телевышку, и тоже пошла «собираться» — в ближайший магазин.
Мудрствовать по поводу транспортировки всей честной компании никто не стал. Кто-то пригнал отцовскую грузовую газель, и, сперва осторожно погрузив спиртосодержащие припасы, все быстро залезли в кузов и в тесноте, да не в обиде покатили на лоно природы. К моменту конечной остановки, когда было велено вытряхивать кости, у Клио затекла та часть тела, на которой она сидела, а из головы вылетело все, что когда-то имело там приют. Поэтому возможность покинуть душный брезент она восприняла с огромной радостью.
Было весело. Спиртное лилось рекой, еда исчезала с молниеносной быстротой, а что до песен… Из магнитофона Верка Сердючка снова обещала, что «хорошо, все будет хорошо…». Ей все безоговорочно верили и поэтому дружно подпевали. Шум стоял знатный. Цирк отдыхает вместе с ГКЗ «Россия».
Танцы. О, это особая часть веселья. Когда Пан с их курса, пытаясь в очередной раз поднять голову, проорал «Танцуют все!», безучастных не осталось. В смысле танцевать хотели все, а подняться смогли только трое. Танец вышел ударный. На разнесшиеся из динамика слова «Я шоколадный заяц» один из танцоров удальски взмахнул рукой и тем самым оборвал танцевальный порыв другого участника. Сам же, потеряв равновесие, мягко приземлился рядом. Танец последнего дебютанта, безусловно, победил бы в конкурсе на роль «умирающего лебедя». Как он медленно и драматично валился на траву! Даже Станиславский бы «поверил»…
Клио наблюдала за угасающим весельем, сидя у костра, медленно переворачивая мясо, которое должно было стать их завтраком.
Она любила веселиться и терпеть не могла водку. Вина персонально ей, конечно же, не купили. Поэтому, пока длилось веселье, она была в центре, но как только веселье переросло в попойку, оказалась на заднем плане и лишь присматривала за уже ничего не соображавшими товарищами. Когда последний герой забылся сном, Клио стало грустно и одиноко. Неожиданно она почувствовала себя совсем чужой, забытой, потерянной в этом мире. Она как раз решала, прослезиться или не стоит, ведь все равно никого нет и пожалеть ее будет некому, когда вдруг унюхала запах гари. Ну конечно! В довершение ее падающего настроения сгорела треть их завтрака.
— К черту, все к черту, — бормотала Клио, спасая остатки. При этом больно обожгла палец. — Все. Больше матерью Терезой я быть не намерена!
Преисполненная решимости, она направилась к палатке, намереваясь вытряхнуть оттуда бухариков и единолично занять это «купе для важных персон». Взяв за ноги первого кандидата на изгнание, Клио попробовала сдвинуть его с места. Это удалось лишь с третьей попытки. Кряхтя и вспоминая его маму, она оттащила этого товарища, который был совсем ей не товарищ, к кучке сладко сопящих «богов» для более теплой ночевки. Поплевав на руки и идя к палатке с целью вытащить на свежий ночной воздух второго жильца, Клио неожиданно заметила за ней необычное свечение. «Либо это лесник, либо какой-нибудь «горец» из подобной тусовки, отошедший по малой нужде и заблудившийся», — решила она и почему-то пошла на огонь.
За границей света от костра было темно хоть глаз выколи, но Клио решила во что бы то ни стало (даже если расшибет в этой темени себе лоб) узнать, кто это бродит в лесу по ночам. Надо же как-то отвлечься! Между тем свет начал удаляться, и Клио занервничала. Неужели он скроется?