В микроавтобусе она, потрясенная только что пережитым, снова уснула и так и не узнала, как долго еще они ехали. Только когда автомобиль снизил скорость, она приоткрыла глаза и смутно рассмотрела квадратную средневековую башню у въезда в небольшую деревню и маленькие аккуратные домики с обеих сторон дороги. У одного из них микроавтобус остановился. Широкая дверь съехала в сторону, в проеме показалась чья-то седая голова. Кузьма, который всю дорогу сидел рядом с Ритой, и на чьем плече она спала, встал и, прежде чем она успела что-то произнести, подхватил ее на руки. Рита хотела сказать, что может идти сама, но промолчала. Только крепче обхватила руками его шею.
Ее внесли в дом, положили на кровать и последнее, что она ощутила, как с нее осторожно снимают туфли, ласково подсовывают под голову подушку и укрывают одеялом…
14.
Желтые пятнышки от солнечных лучей плясали на белой оштукатуренной стене, как бы подмигивая Рите. Она повернула голову. За окном росло уже начавшее зеленеть дерево. Ветер покачивал его ветки, ласково играя с маленькими листочками, от чего солнечные лучи, пробиваясь в окно, дробились и двигались.
Рита, отбросив одеяло, увидела, что ее уложили прямо на покрывало, не разбирая постели. На коврике у кровати стояли ее туфли, рядом, на стуле, лежало что-то блестящее. Рита взяла пакет. В нем были трусики, черные, все в кружевах; черные, в тон ее юбке, колготки и беленькая маечка на тонких бретельках с кружевной отделкой вверху. Все новенькое, даже с этикетками. «Кузьма! — сообразила она. — Сдержал-таки слово, купил мне трусики».
Рита соскочила на пол и прошлась по комнатам. В доме никого не было. Она нашла душ и после некоторых усилий разобралась, как его включать. С удовольствием встала под тугие теплые струи воды, нашла шампунь и мыло, и с наслаждением вымылась. Затем, завернувшись в махровое полотенце, прошла в комнату и взяла белье. Удивительно, все оказалось впору: и трусики, и колготки, и маечка. «Ему бы в отделе женского белья работать, — иронично подумала Рита, завершая наряд, — на глаз размер ловит.
Очередь бы стояла…
Вернувшись в ванную, так как только там было зеркало, Рита навела красоту, радуясь, что в дорожной передряге уцелела косметичка.
Внезапно она почувствовала зверский голод. Выйдя в гостиную, Рита увидела, что стол в центре комнаты уже сервирован. У больших белых тарелок лежали столовые приборы, рядом, свернутые кульком, стояли такого же цвета салфетки. Из полуоткрытой двери доносился аппетитный запах и скворчание — что-то там жарилось. Рита заглянула на кухню. У плиты, повязав поверх одежды фартук, хозяйничал Кузьма.
— Проснулась?! — приветливо сказал он, увидев ее. — Очень хорошо! А то я уже собирался идти будить.
— Я долго спала?
Он бросил взгляд на часы:
— Часов восемь.
— Надо было разбудить, — сказала Рита, смутившись.
— Зачем? — пожал он плечами. — Спешить больше некуда. Иди в столовую, будем, — он снова взглянул на часы, — ужинать, наверное. По-местному уже почти шесть вечера.
В столовой Кузьма водрузил на подставку большую сковороду с яичницей, в которой многочисленными коричневыми островами выделялись ломтики ветчины. Рядом поставил тарелки с нарезанными сыром и белым, воздушным хлебом. Затем, ловко орудуя штопором, открыл бутылку красного вина и до краев наполнил бокалы.
— За вас, Маргарита Михайловна!
— За нас! — поправила Рита и выпила до дна. Вино оказалось ароматным, чуть сладким и слегка терпким.
Кузьма вывалил ей в тарелку половину яичницы, и Рита набросилась на еду.
— Вкусно! — сказала она, чувствуя неловкость за разыгравшийся аппетит.
— Голод — лучшая приправа! — философски заметил Кузьма, также быстро действуя вилкой и ножом. — Можно было и что-нибудь позатейливее сделать, да времени нет.
Рита внимательно посмотрела на Кузьму и только сейчас увидела, что его щека возле уха испачкана чем-то черным, а на руках под ногтями заметны тонкие черные полоски.
— Ты… отдохнул? — спросила.
— Некогда было, — сказал Кузьма.
— Чем занимался?
— Машину чинил.
— Какую машину?
— Бертран нам подарил, после того, как узнал, что случилось, — пояснил Кузьма, вновь наполняя бокалы. — Надо же на чем-то ездить.
— Какой Бертран? — удивилась Рита.
— Не тот, конечно, — улыбнулся Кузьма, чокаясь. — Другой. Он нас встречал, не помнишь?
Рита напрягла память и единственное, что припомнилось, так это седая голова в проеме двери микроавтобуса.
— Он… старый?
— За восемьдесят. Это его дом. Боевой дед. Был командиром роты в бронетанковой дивизии Леклерка, той самой, что брала Париж в 1944 году. Горел в танке. Все лицо в шрамах. Умница, эрудит, о катарах и Граале знает, наверное, все. Мы с ним полдня проговорили, пока ты спала.
— А где он сам?
— На службе. В церкви. Это деревня — община современных катаров, а Бертран у них что-то вроде и священника, и духовного отца. Они сейчас молятся у нашей чаши. Поэтому вокруг никого, даже еду приготовить некому.
— А как же ты мне все купил? — спросила Рита и почувствовала, что краснеет.
— А как же ты мне все купил? — спросила Рита и почувствовала, что краснеет. — Кстати, спасибо.
— Пожалуйста! — улыбнулся Кузьма. — Тут поблизости город, я попросил — и съездили. Машину надо было переоформить, кое-чего для нее тоже прикупить. Подошло?