— Да, — кусая губы, сказала Рита. — Тогда почему?
Кузьма пожал плечами:
— Ты ведь все равно не поверишь, что бы я не ответил.
— Почему? — обиделась Рита.
— Тогда я спрошу тебя. Ты бы как поступила?
— Не знаю, — ответила Рита. — Но они пришли к тебе. Тебе и отвечать.
— Я всегда хотел иметь много денег, — задумчиво сказал Кузьма, — и мечтал о том, чтобы у меня их было много. Я тебе рассказывал вчера, как я жил в молодости, лишний раз сходить в кино себе позволить не мог. Деньги дают независимость и свободу, а это очень важно для человека. Лет пять назад я бы, пожалуй, не сомневался.
Деньги дают независимость и свободу, а это очень важно для человека. Лет пять назад я бы, пожалуй, не сомневался. А сейчас не могу. Хочу, чтобы все мои деньги были честными. Старый стал, наверное.
— Какой ты старый! — возмутилась она.
— Потому что не могу взять эту резаную бумагу, из-за которой уже убили двоих и одного ранили. Это кровавые деньги, Маргарита, они никому не принесли радости, и не принесут. Понятно?..
— Понятно! — кивнула она и замолчала.
…В городе Кузьма остановил машину на окраинной улице и достал мобильный телефон. Рита молча смотрела, как он набирает номер, подносит к уху трубку. Так замечательно начавшийся день заканчивался и заканчивался удачно, но ей почему-то было нерадостно.
— Добрый вечер, это я, — услышала она голос Кузьмы. — Все нормально, я их нашел… В багажнике лежат… Зачем? Они семь лет без охраны пролежали, подождут еще полчаса. Возьму такси. Диктуй адрес и номер…
Закончив разговор, он повернулся к ней.
— Дальше я на такси, Рита. Не надо, чтобы ребята из Службы видели нас вместе.
— Ну как же?.. — она не нашлась.
— Дело сделано, договор выполнен. Или я что-то забыл?
Она медленно покачала головой.
— Но что ты вся нахохлилась, как воробышек? Даже волосы на голове поднялись! — он осторожно погладил ее по голове и засмеялся. — Ты действительно не голубь, а воробышек. Жалко расставаться?
Она кивнула.
— И мне тоже. Столько всего было за эти день и ночь… Спасибо тебе за стол и кров, за… — он помедлил, — за внимание, с которым ты меня слушала. Я уже давно ни с кем так не говорил. И знаешь? — он, улыбаясь, крутанул головой. — Если бы кто-либо сказал мне вчера, что я столько расскажу о себе, да еще кому?
— Можешь не волноваться! — хрипло отозвалась Рита. — Я не собираюсь об этом писать.
— Да хоть бы и собиралась! — пожал плечами Кузьма. — Что с того? Я не о том. Вот думаешь о человеке плохо, ругаешь его, а потом случайно поговоришь по душам… Извини за это меня.
— Это ты меня извини!
Рита осторожно обняла его за шею и коснулась губами его губ. Он ответил, но не так, как прошлой ночью, а вежливо и мягко.
— Я тебя хочу попросить…
— Пожалуйста! — торопливо отозвалась она.
— Не публикуй мою фотографию. Там, где лицо. И имя тоже не надо.
— Почему? — удивилась она. — Ты же вернул государству такие деньги!
— Поэтому и не надо. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем.
— Как скажешь.
— И еще. Служба не знает, что я ездил с тобой, поэтому лучше, если материал выйдет, когда все закончится.
— Что закончится? — не поняла она.
— Вся эта история. Эти двое ведь еще где-то бродят…
— Хорошо! — торопливо согласилась она, только сейчас осознав смысл его слов. — А как я узнаю, что все в порядке? — она специально не повторила его «кончится».
— Я позвоню.
— Обещаешь?
— Чтоб мне сгореть! — воскликнул Кузьма.
— Тьфу на тебя! — возмутилась Рита.
— Значит, все будет в порядке, — засмеялся Кузьма, взялся за ручку дверцы и вдруг, передумав, неожиданно обнял ее.
— Знаешь? — хотя в машине были только они одни, он почему-то шептал ей на ухо: — Это была обалденная ночь. Я до сих пор не могу поверить, что это действительно было со мной. Ты просто чудо, воробышек!
Очумев от неожиданности, Рита не заметила, как он выбрался из машины и вытащил из багажника тяжелую сумку. Она пришла в себя, когда он уже волок ее по тротуару, махая рукой проезжавшим машинам. Одна из них со светящимся на крыше фонарем с цифрами телефонного номера, притормозила, и выскочивший из нее водитель помог Кузьме уложить сумку в багажник.
Рита рванулась ехать следом, но тут же поникла. Ехать было нельзя. И незачем…
Часть вторая
Вознесение
9.
В президентском номере отеля «Столица» под высоким потолком, богато украшенным лепниной в стиле «ампир», завтракал человек. На мраморной доске овального стола перед ним стоял поднос, застланный белоснежной льняной салфеткой, на салфетке покоились: тарелка с овсяной кашей, высокий стакан с грепфрутовым соком и еще одна тарелка, поменьше, с тоненькими ломтиками хлеба, накрытыми салфеткой. Человек, который не спеша ел кашу, не притрагиваясь к хлебу, был, можно сказать, молод — в том самом золотом возрасте, когда мужчине можно дать и сорок лет и тридцать пять — как кому нравится. Поджарое тело постояльца президентского номера без всякого намека на животик, гладкая, ухоженная кожа лица и аккуратно подстриженные, прямые темные волосы без следов седины склонили бы случайного наблюдателя, окажись он сейчас в номере, ко второй цифре. И только заметные морщины на лбу и холодный взгляд карих глаз, которым он без всякой цели время от времени окидывал обстановку номера, говорили о том, что по правде и сорок будет мало. Одет постоялец был в голубую сорочку и брюки цвета маренго, из-под воротника сорочки сбегал к пряжке кожаного пояса дорогой шелковый галстук в мелкий красный горошек на темно-синем поле. Пиджак, такого же, как и брюки, цвета, висел на спинке соседнего стула.