Осмотрев библиотеку и ничего не найдя в ней такого, что могло бы указать причину исчезновения Лу Фу, Кора вышла в кабинет и решила проглядеть перед сном бумаги, заметки и, может, дневник профессора за последние дни.
Окно в сад было открыто, оттуда веяло ночной прохладой, настольная лампа давала мягкий желтый свет, и Кора смогла даже забыть на некоторое время о том, что сидит посреди разгромленного дома.
Было тихо, лишь порой ветер шуршал в листве и с гулким стуком падали на землю апельсины и яблоки.
Буквально через несколько минут после того, как Кора начала перебирать бумаги на столе у Лу Фу, она наткнулась на интересный документ.
Лу Фу был очень аккуратным человеком. В особой папке он хранил копии отправленных писем.
В одном из писем, отправленном в прошлом месяце и адресованном синьоре Серафине Беллинетти, в город Болонью в Италии, речь шла об исчезновении профессора. Письмо было написано по-итальянски, но, к счастью, итальянский язык Кора знала — она любила иностранные языки и еще в приюте на Детском острове переписывалась с девочками из Шанхая, Венеции и Турку на их языках. Судя по всему, синьора Серафина была старой приятельницей и коллегой китайского мудреца, и он делился с ней своими заветными мыслями.
«До сих пор, моя дорогая Серафина, — писал профессор, — несмотря на то что результаты моих работ известны некоторым ботаникам, я опасаюсь выходить на широкую сцену с описанием моего открытия. Честно говоря, старику страшнее всего насмешка. А вдруг я ошибся? А вдруг принял желаемое за действительное?
Я напомню вам, Серафина, о том, как все началось. Как вы знаете, устав от общения со многими людьми и от бесконечных путешествий, я отыскал самое, на мой взгляд, уединенное место на земном шаре — пустыню Такла-Макан. Артезианская скважина, которую пробурили мои друзья, давала достаточно воды для немногих растений моего маленького сада. Я привез сюда мою библиотеку и отдыхал, общаясь с моими молчаливыми друзьями.
Затем однажды со мной произошел курьезный случай. Прошлой весной я отыскал в пустыне незнакомый мне чудесный цветок. Я осторожно выкопал его, надеясь вырастить в моем небольшом саду. Но цветок этот быстро завял.
Это так расстроило меня, что я весь вечер провел возле него, стараясь отыскать средства, чтобы ему помочь. Я даже поставил на ночь возле него свое соломенное кресло, потому что страдаю бессонницей. И всю ночь я думал об этом растении, стараясь мысленно помочь ему. К утру растению стало лучше, оно выпрямилось, распустились бутоны. И я задумался тогда: что помогло растению — удобрения ли, питательный раствор, которым я его поил, или мои чувства, излучения моего мозга, направленные на этот цветок?
Дальнейшее вы знаете, мой далекий друг.
Мне удалось отыскать в библиотеке ваши интересные статьи о биотоках мозга и влиянии эмоций на других людей. Казалось бы, мы с вами занимаемся столь далекими проблемами — вы лечите безнадежно больных детей, я развожу цветы и другие растения. Но мы оба верим, мой друг, что доброта — это не только понятие, которое придумали люди. Доброта — это реальная сила, которую можно выделить, измерить и использовать… как, впрочем, и злобу. Я теперь верю в то, что ненавистью можно убить, а добротой вылечить.
Мне кажется, что есть надежда превратить наши догадки и надежды в сухие цифры, а цифры — в приборы, которые на основе физических законов позволят помогать нашим братьям на этой планете».
Письмо очень заинтересовало Кору. И после того, как она прочла его, в новом свете начала понимать смысл документов и копий других писем профессора, которые лежали перед ней на письменном столе. Многие из писем были запросами в различные библиотеки и институты — профессору требовалась информация. Были там заказы на выполнение особых программ гигантскими компьютерами в Пекине и Токио, были, наконец, и просьбы в различные мастерские и на заводы изготовить тот или иной прибор или деталь прибора. И когда Кора закончила чтение переписки Лу Фу, она поняла, что находится на правильном пути, и почти наверняка догадалась — что же искал и, вернее всего, нашел преступник.
На рассвете Кора связалась по космической связи с синьорой Серафиной Беллинетти, которая еще не спала и спать не собиралась — ведь разница во времени между Урумчи и Болоньей — несколько часов. В Болонье еще был вечер.
На экране видеофона Кора увидела приятное, загорелое, худое лицо пожилой женщины с очень яркими карими глазами. Кора сказала синьоре, что профессор исчез и ей нужен совет, а может, и помощь синьоры Серафины.
— О боже! — встревожилась синьора. — Прилетайте немедленно!
Затем Кора предупредила следователя Лян Фуканя о том, что ей надо побывать в Италии, и поднялась на скоростном полицейском флаере так высоко, что из рассветной синевы и мглы воспарила в розовое сияние утреннего солнца — ведь сверху видно куда дальше, чем с поверхности Земли.
Обгоняя солнце, Кора помчалась на запад, и по мере того, как она стремилась к темной стороне неба, вокруг смеркалось, все ярче высвечивались на небе звезды, а когда флаер опустился в Болонье, там царил теплый итальянский вечер. Большой старинный город никак не мог угомониться, на площадях и в галереях кипела жизнь.