Я вытащил из принтера очередной исписанный лист и снова заколотил по клаве ноутбука. Пальцы летали легко, параграф замечательно ложился к параграфу… А еще вон не помню кто, но знаменитый, говорил, что, мол, нет мук страшнее муки слова… Странно, у меня вот сегодня с утра одно сплошное творчество, так по продуктивности и Донцову недолго переплюнуть, а я почему-то нисколько не мучился и даже не устал! Глядишь, сейчас еще какую-нибудь инструкцию составлю…
Глава 35
У одного, скажем так, популярного писателя-историка, я в свое время прочитал интересное сравнение мобилизации с прыжком тигра. Значит, на первом этапе приближения к цели тигр ползет. Он не особо торопится, главное, чтобы его не было видно. Потом прыгает… ну, тут, конечно, заметят. А вот успеют ли что-нибудь сделать — это большой вопрос.
В нашем случае мобилизация представляла собой двух тигров — подготовку пилотов и производство аэропланов. Оба ползли уже давно, и в процессе этого стала видна разница — первый начал уставать драть брюхо о землю. Если и дальше заставлять его пресмыкаться, прыжок получится хреноватый, пусть лучше разбежится — заметность повысится, но зато какой разгон будет! То есть подготовку пилотов пора было выводить из сумрака, пока это не начало сказываться на ее качестве.
К весне 1902 года у нас было три центра подготовки — первая летная школа в Георгиевске, вторая в Михаиловке (официально она считалась казачьим авиаполком) и аэроклуб в Москве, на Ходынском поле. Последний представлял из себя яркий пример того, что может стать с авиацией, если доверить административные функции профессорам и студентам. Бардак — это было единственное цензурное слово, которое я мог сказать про ту контору, и, если бы не Жуковский, давно бы я или прикрыл, или радикально перестроил лавочку на Ходынке. Там уже была одна катастрофа и несколько аварий, но, по-моему, это только добавило аэроклубу романтической популярности среди золотой молодежи Москвы. Так что там за свой счет летали богатеи, с нашей поддержкой — способные студенты и целиком за наши деньги проводились «дни открытых дверей», назначением которых было выявить среди бедной молодежи пригодных к отправке в Георгиевск.
Так что там за свой счет летали богатеи, с нашей поддержкой — способные студенты и целиком за наши деньги проводились «дни открытых дверей», назначением которых было выявить среди бедной молодежи пригодных к отправке в Георгиевск. Мысль Жуковского о том, что глубокие теоретические знания помогут студентам быстрее и лучше освоиться в воздухе, пока однозначного подтверждения не получила. Зато стало совершенно ясно, что от понятия «дисциплина» русский студент начала двадцатого века отстоит даже дальше, чем советский семидесятых годов! Из десятка студентов, принятых в первую школу, восемь уже с треском вылетели именно за нарушения, но я питал надежду, что из оставшихся двух все-таки удастся сделать летчиков. Причем не просто летчиков, а испытателей — вот тут их знания действительно будут необходимы. С казаками и рабочей молодежью подобных проблем пока не возникало.
Пора было озаботиться системой отбора кандидатов и их первоначальной подготовки в местах компактного проживания этих двух категорий. Я предполагал создать сеть начальных летных школ — слово «аэроклуб» было уже скомпрометировано начисто. То есть в начальных школах учить народ на планерах, нет у нас столько моторов. В просто школах, которые на самом деле будут средними — на «Святогорах», а Михаиловскую превратить в высшую. Выходит, давно пора было разрабатывать простой учебный планер. Я его давно и пытался сочинить, пока наконец не понял, что «уткой» такую машину не сделаешь — получится или не простой, или не учебный. А раз поджимает время, надо кончать конструкторские потуги и запускать в производство то, на чем учился я сам — БРО-11. По феноменальной простоте эта машина не имела себе равных, а если еще учесть и неплохие летные качества… Причем делать у нас надо было только управление с деталями крепежа и шасси, а в остальном планер легко мог производиться любой столярной мастерской.
Значит, по минимуму: пара планеров, три инструктора, три лошади, несколько резиновых амортизаторов и лебедка — получается начальная летная школа, за один поток обучающая два десятка курсантов и способная пропускать через себя два потока в год. Таких школ нужны десятки. Дальше, инструкторов не три, а десять, планеров тоже около того и один «Святогор» — это большая начальная школа. Такая нужна в Иловле, где базируется Особый казачий отряд, еще пара штук на Урале и одна в Иркутске. Там же, в Иркутске, надо опять-таки под видом авиаполка сделать вторую высшую школу на «Тузиках», потому как сборочный филиал нашего авиазавода там был уже почти готов.
Со вздохом оторвавшись от возвышенных мыслей, я позвонил секретарю и спросил, как там сейчас Ока. Имелся в виду, к сожалению, не мой автомобиль, про который я сам знал все необходимое, а одноименная с ним речка в четырех километрах от моего кабинета. Весна в этом году выдалась ранняя, и ледоход подходил к концу, а, значит, через пару дней придется приступать к испытаниям поплавковой версии «Пересвета»… Ох, как не хочется, там же холодно и мокро, в воде, но ведь не получится спихнуть это дело на кого-нибудь другого! Никуда не денешься, я сам себя так поставил, и теперь в авиации бытовало общее мнение, что инженер Найденов может все. Летать на поплавках в этом мире пока не мог никто, включая и упомянутого инженера, но все же были уверены, что «никто» — это кроме него! Вот и придется мне, почитав теорию, в натуре уподобляться утке. Окунусь — значит, поплавки плохие, найдем, что там не так сделано и даже, может быть, кто в этом виноват… когда от простуды и ревматизма вылечусь.