Войдя в преподавательскую, он поздоровался с секретаршей — кудрявой старшекурсницей, работавшей сразу на трех младших преподавателей.
Войдя в преподавательскую, он поздоровался с секретаршей — кудрявой старшекурсницей, работавшей сразу на трех младших преподавателей.
— Я никого не принимаю.
— А вас никто и не хочет видеть, — передернула она плечами. — Во всяком случае, сейчас.
Инди вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Когда-нибудь у него будет собственная секретарша, и ей будет непозволительно так чертовски дерзить. Прислонившись спиной к двери, он потер лицо ладонями. Потом поверх пальцев поглядел на письменный стол, занимавший изрядную часть загроможденного кабинета. На одном углу стола лежала стопка журналов, на другом — аккуратно сложенная почта. Посреди стола высилась груда непроверенных курсовых работ, а слева от нее — небольшая пачка проверенных. Но внимание Инди был обращено не на студенческие работы, журналы или почту.
Он пристально смотрел на две статуэтки из обожженной глины; одна изображала женщину с огромными грудями и широкими бедрами, а вторая — мужчину с детородным органом длиной чуть ли не в руку. Как они там оказались? Ведь Инди давным-давно спрятал их в коробку и убрал в шкаф.
Эту парочку ему подарила Дейрдра, получившая их в наследство с коллекцией находок покойной матери. Должно быть, эти статуэтки использовались в кельтских ритуалах плодородия. Инди живо вспомнилось, как Дейрдра улыбнулась и сказала: «Они олицетворяют нашу любовь».
Но их появление сейчас равносильно богохульству. Фигурки будто издевались над ним, вызывая яростное желание одним движением смахнуть их на пол или размозжить о стену. Сделав шаг вглубь комнаты, Инди заметил, что дверца стенного шкафа приоткрыта, а стоявшая на полу под нижней полкой коробка, в которой хранились статуэтки, сдвинута со своего места.
— Франсина! — рявкнул Инди, выходя обратно в преподавательскую. — Вы что, шарили в моем кабинете?!
— Джонс, не орите на меня. Сегодня я в ваш кабинет даже не заглядывала.
— А как же тогда почта оказалась на столе?
— Нынче с утра две ваших студентки дожидались вас во время ваших так называемых «присутственных часов». Меня их болтовня раздражала, вот я и велела им подождать вас там. А заодно дала им почту, чтобы они положили ее на стол.
— Как они выглядели?
Но тут зазвонил телефон, и Франсина сняла трубку. Впрочем, ее ответ Инди и не требовался — он не сомневался, что приходили смешливые любительницы эпистолярного жанра. На прошлой неделе они уже заходили к нему вдвоем, задали для начала пару безобидных вопросов по пройденному материалу, а затем попытались сунуть нос в его личную жизнь.
Вернувшись в кабинет, Инди схватил статуэтки, положил их обратно в коробку и закрыл шкаф, неодобрительно покачав головой. Потом остановился перед этажеркой с книгами, оглядел корешки и выбрал книгу под названием «Клады Китайского Туркестана». Однако, перелистав ее, тут же отставил на полку. Нужна смена обстановки, какая-нибудь новая вылазка. Хоть что-нибудь, лишь бы не напоминало о Дейрдре.
Но куда за этим податься? Нельзя же просто так бросить свои обязанности! Занятия подходят к концу, и через недельку надо будет перейти к преподаванию в летней школе. А осенью снова за старое — опять кельтская археология.
Только и остается, что поговорить с Пенкрофтом — попросить академический отпуск; тогда можно будет отправиться в Египет, Грецию или Индию. Черт возьми, а кто мешает отправиться раскапывать клады Китайского Туркестана?! Инди не знал, что именно предпримет, но определенно чувствовал, что необходимо развеяться; от Пенкрофта требуется лишь немного благосклонной доброжелательности.
Инди почувствовал себя немного лучше. Подвинув к себе почту, он разворошил ее, на мгновение задержавшись при виде письма от Джека Шеннона — старого друга и прежнего однокашника. Сунув письмо в карман, Инди сгреб остальную почту в рюкзак и направился к двери.
Тут ему вспомнилось, что Пенкрофт говорил, дескать, рюкзак лучше поберечь для полевых изысканий, а в университетских коридорах более пристоен портфель. Инди уж хотел было оставить рюкзак в кабинете, но передумал. Рюкзак для него — способ не терять связи с очень важной частичкой души, и если Пенкрофт этого не разумеет, тем хуже для него.
— Вы уходите? — крикнула вслед Франсина.
— Надеюсь, да.
В конце коридора находилась приемная, которую занимала секретарша заведующего кафедрой — круглолицая пожилая дама, опекавшая Пенкрофта заботливей родной матери.
— День добрый, мисс Дженкинс. У себя?
— Да. Но сейчас он не может вас принять. Он отдыхает. У него через полчаса деловая встреча.
— Мне непременно надо повидаться с ним!
— Извините, профессор Джонс. Вам следует записаться на прием. Как вы отнесетесь…
— Инди, чем я могу служить вам? — из дверей своего кабинета выглянул Пенкрофт — хрупкий лысый старец лет шестидесяти с лишком, опиравшийся на трость. На переносице у него сидели очки в черной роговой оправе; из-за толстых линз его дальнозоркие глаза казались очень большими и чуточку выпученными.
— Доктор Пенкрофт, я не слишком обременю вас, если попрошу уделить мне пару минут?