— Вы хотите помыться, юная госпожа? — спрашивает старуха.
— Вы хотите помыться, юная госпожа? — спрашивает старуха.
Познания Инди в турецком языке пребывают в зачаточной стадии, но догадаться, что она сказала, нетрудно. Инди энергично трясет головой и пытается протиснуться мимо старухи. Однако она хватает его за руку и срывает нижнее белье с его головы.
— Кто ты?
— Я заблудился, — отвечает Инди по-английски. — Я был здесь с отцом, но он очень занят и не стал меня ждать.
Старуха выволакивает его из бани и конвоирует через двор. Движением руки подозвав к себе евнуха, она отдает ему приказ, и тот поспешно удаляется. Старуха подводит Инди к внушительным дверям, открывает их и подталкивает Инди в просторную комнату.
В центре зала журчит фонтан, вдоль стен выстроились стулья и диваны. Старуха указывает на стул. Инди садится. С его места сквозь приоткрытую дверь видна кровать под балдахином и затейливый камин в соседней комнате.
— Это апартаменты моего сына, — на безупречном английском говорит старуха. — Он султан, а мне даны султанские полномочия.
— Так вот где живет султан, в гареме? — изумленно спрашивает Инди.
Султанша хохочет.
— Позволь, я тебе растолкую. По обычаю, всякий мусульманский дом разделен на две половины: на гостевую, вроде этой комнаты, где мы с тобой сидим, и на гарем, то есть личные апартаменты, где проживает семейство. Разумеется, во дворце у нас весьма обширный гарем, ибо у султана большое семейство — четыре жены и множество наложниц, не считая прочих домочадцев.
Инди кивает. Ему доводилось слышать, что иной раз султаны держат в качестве наложников и мальчиков. Инди подобная участь не прельщает.
— Пожалуй, я лучше пойду, — говорит он, вставая и стягивая платье через голову. — Отец будет беспокоиться.
— Садись, — распоряжается старуха. — Найдется твой потерявшийся отец. Не всякому выпадает случай запросто потолковать с султаншей. Ты должен радоваться.
* * *
Катя безуспешно боролась со страхом. Связав друг с другом, их бросили в какую-то глубокую, темную нору. Инди давно уже не подавал никаких признаков жизни, и Катя уже начала побаиваться, что он впал в кому. Но теперь он что-то забормотал под нос и заворочался.
— Инди, ты что-то сказал? Ты меня слышишь?
— Я сказал, что рад был тут побывать, но отец, наверно, ужасно беспокоится за меня.
— Все в порядке. Ты оправишься, — отозвалась Катя. Инди бредит; остается надеяться, что это лишь на время. — Ты знаешь, где находишься?
Нелепый вопрос; она и сама не знает ответа. Но ведь надо же заставить Инди прийти в чувство. Пока что он вряд ли понимает, с кем связан.
Инди пребывал в замешательстве. Он взрослый и мальчик одновременно — какое-то ужасное несоответствие. Старуха рассказывает ему о странном турецком городе, а Катя что-то приговаривает на ухо.
— Ты знаешь, где находишься? — повторила Катя.
— Тебе следует там побывать, — вещала султанша. — Лава древних вулканов и тысячелетия выветривания сотворили диковинные образы. Обитатели долины вырубили себе в этих камнях весьма необычайные жилища, а вместо деревьев там тонкие шпили с лежащими на них огромными валунами.
— А как это место называется?
— Каппадокия. Запомни это название, молодой человек.
— Инди, ты меня слышишь? — встряла в разговор Катя.
Инди открыл глаза; дворец султана пропал, а сам Инди вернулся из детства и очутился в темном месте, чувствуя полнейший сумбур в мыслях. Будто в склепе — сыро, холодно, веет землей. Он сидит, прислонившись к чему-то подвижному, шевельнувшемуся в ответ на его ерзанье. Руки связаны за спиной, грудь обвита веревками.
— Екатерина!
— Тут я. Ты знаешь, где мы? — Ее голос раздавался у самого уха; Инди понял, что его связали с Катей спина к спине.
— В Каппадокии, — бездумно выпалил он.
— Как?
Инди смутился, все еще не нащупав грань между реальностью и галлюцинациями. Впрочем, наркотики уже теряют власть над ним.
— По-моему, мы в Каппадокии, а эти люди из корпуса янычар.
— Мне это ни о чем не говорит.
— По-моему, это означает, что мы в большой беде.
* * *
Толстая коса Секиз, шагавшей по тесным улочкам Стамбула, раскачивалась из стороны в сторону, будто черный маятник. Она шла на удивление быстро, и Шеннон замучался, стараясь не упустить из виду раскачивающейся впереди косы и тащившегося позади Заболоцкого. Наконец, они вышли на Галатский мост, переброшенный через Босфорский пролив, и Джеку больше не приходилось беспокоиться, что кто-нибудь потеряется.
Дойдя до середины моста, Секиз остановилась, поджидая спутников.
— Говорят, здесь кончается Азия и начинается Европа, — сообщила она, когда те подоспели.
Шеннон окинул взглядом хитросплетение извилистых улочек на холме к западу от пролива.
— Значит, слепой старик — европеец? — предположил он, когда все трое снова двинулись вперед.
— Вы разве не знаете, что в Турции теперь все европейцы? — рассмеялась девочка. — Таков новый уклад. Со старым покончено.
— Далеко еще? — поинтересовался Заболоцкий.
— Видите вон там Галатскую башню? Это рядом.
— Только не говори мне, что там есть особый переулок слепых прорицателей, — проговорил Шеннон, вспомнивший строгую организацию рядов на Крытом базаре.