— Привет, Марли!
— Ну, здравствуй, Джек. Ты по делу, за удовольствием, или сразу вместе?
— Ни то, ни другое. Нам просто надо побыть тут немного. Подальше от глаз.
— Как пожелаешь.
Когда они вошли, Марли закрыла дверь и с вопросительным видом поглядела на Инди.
— Это Инди, мой старый друг, — пояснил Шеннон.
Женщина протянула Инди узкую ладонь. Ногти ее были ярко накрашены. Затем она повернулась и дала знак следовать за собой. Пройдя по тускло освещенному коридору, они вошли в комнату, напомнившую Инди гарем — потолок задрапирован волнистыми каскадами розового и голубого шелка, интерьер освещают два торшера, тоже под шелковыми абажурами. Противоположная стена являет собой сплошное зеркало, занавешенное прозрачным материалом, от которого отражение обретает некую сказочность. Инди даже не сразу заметил кушетку с тремя дамами. Все три были одеты в шелковые халаты, а лица их от грима превратились буквально в маски. Одна встала, и халат соскользнул с ее плеч, оставив хозяйку в кружевной комбинации и туфлях на высоком каблуке.
— Не сегодня, Шери, — остановил ее Шеннон.
— Это действительно то, что я подумал? — осведомился Инди.
— Конечно. Наша семья обеспечивает ему защиту.
— А мне показалось, что все обстоит наоборот.
— Я имел в виду, что мы защищаем их от наездов полиции, — в голосе Шеннона прозвучала досада. — Иначе бордель давно прикрылся бы. Верно ведь, Марли?
— В самую точку. Итак, чем мы можем вам служить, джентльмены?
— Просто дайте нам пустую комнату, где можно на время скрыться от взоров.
— А, понимаю, — многозначительно улыбнулась Марли.
— Вряд ли понимаешь, Марли, — отозвался Шеннон, — но все равно, проводи нас.
Они прошли за угол, где открылся короткий коридорчик.
— Здесь королевская кровать, — сообщила Марли.
— Спасибо, — Шеннон закрыл дверь и запер ее на ключ.
Вся обстановка комнаты состояла из умывальника в углу и кровати, занимавшей почти все свободное пространство. Подойдя к окну, Инди увидел лишь глухую кирпичную стену напротив. Футах в десяти ниже окна проходила пожарная лестница.
— Итак, мы заперты в борделе без женщин и без вида на море.
— Добро пожаловать обратно в Чикаго! — прокомментировал Шеннон, растянувшись на кровати и подперев голову руками.
Инди присел на подоконник и скрестил руки на груди.
— Ладно. Я весь внимание.
— В общем, — начал Шеннон, — те парни из синдиката.
— Какого синдиката?
— Да, ты действительно давненько здесь не бывал, — рассмеялся Шеннон. — Синдикат — это альянс семейств Чикаго, собравшихся вместе и разбивших территорию на зоны деятельности. Папа отказался к ним присоединиться, потому что был не в ладах с сицилийцами и ничуть этого не скрывал. Ему устроили засаду и расстреляли вместе с двумя его подручными в ресторане в Сисеро.
— Я не знал подробностей. Мне очень жаль, — вымолвил Инди.
— Ага, ладно. Это жутко потрясло меня, ведь мы с папой не очень-то ладили с той поры, как я перебрался в Париж. Я был поганой овцой, сам знаешь.
— Но ты же говорил, что он тебя понял.
— Мне так казалось, — развел руками Шеннон.
С отцом Инди дело обстояло совершенно иначе. Он отказывался понять, почему Инди пошел в археологи, и теперь почти не обращал внимания на сына.
— Словом, мой старший брат Гарри взял все в свои руки и договорился о присоединении к синдикату. Мы получили кусок Южной стороны.
— Погоди минуточку! Как он мог войти в синдикат после того, что стряслось с отцом?
— По-твоему, Инди, он пошел на это с радостью? Просто ничего другого не оставалось. Или это, или выйти из бизнеса, и если б мы избрали второе, то легавые сей же миг накинулись бы на нас.
— За то, что вы встали на праведный путь?
— За то, что утратили власть.
— Так почему ж теперь синдикат гоняется за тобой?
— После того, как власть перешла к Гарри, мы купили «Гнездышко», но видишь ли, этот клуб в нескольких кварталах от нашей территории. Поэтому мы заключили специальную сделку с главой синдиката Джонни Торрио. Беда в том, что теперь Джонни ушел со сцены, а его место занял человек, считавшийся его правой рукой. Вот он-то и заявляет, что «Гнездышко» — его территория.
— Ты имеешь в виду торговлю спиртным?
— Ага, но нам нет смысла держать клуб с игорным залом и не контролировать выпивку.
— Ты все время говоришь «мы». Значит, ты тоже участвуешь?
— Еще как! Инди, раз я в Чикаго, от этого не отвертеться. Такова вульгарная правда жизни.
— И что же твои братья говорят о проблемах с «Гнездышком»?
— Они говорят, что пошел бы этот Альфонс Капоне к дьяволу. Если мы уступим ему хоть дюйм, он предъявит права на другие наши территории и мало-помалу вытеснит нас с карты города.
Если мы уступим ему хоть дюйм, он предъявит права на другие наши территории и мало-помалу вытеснит нас с карты города.
— Похоже, вы в беде.
— Об этом-то я и толковал в письме к тебе.
— И что же ты собираешься делать?
— Не знаю, — пожал плечами Шеннон. — Много молюсь.
— То есть как?
— На коленях, Инди. Каждый день молюсь.
Инди на мгновение лишился дара речи.
— Я думал, ты шутишь, да как-то непохоже на то.
— Вовсе не шучу. Я принял Господа. Вполне и всерьез.
— И когда же это с тобой стряслось?
— После папиной смерти. — Шеннон цедил ответы капля по капле, явно не горя желанием распространяться на эту тему, но любопытство не оставляло Инди.