— Ну хорошо, — вздохнул старый конь и хотя бы для того, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, продолжил: — В том месте, где ужасные гарпии устроили гнездовье, стоит статуя прекрасного юноши. Когда-то он был живым человеком, но сердце у него было каменным. И он отправился в башню к Василиску, чтобы окаменеть окончательно.
— И это я знаю! — воскликнула Мексика. Малышка встала на ножки, от нетерпения подпрыгивая на седле. Аполлоша обнял девочку за талию — просить эту вертушку спокойно посидеть хотя бы минутку было бесполезно, это юноша знал по собственному опыту — Мексика всегда делала только то, что хотела. — Ну и что, у него это получилось?
— Да, он попал под взгляд Василиска и окаменел. Только на этот раз получилось наоборот — сердце его осталось живым. Теперь он стоит на одном месте и не может ни ходить, ни бегать, но сердце его бьется и чувствует. Оно сжимается от боли, и прекрасный каменный юноша со странным именем Бельведерский страдает. Молча страдает. Но если бы он мог говорить, то вы бы услышали грустную повесть о том, что он ждет принцессу с добрым сердцем, которая поцелует его, и он снова станет живым.
— И сможет бегать? — уточнила девочка.
— И сможет бегать? — уточнила девочка.
— И бегать, и прыгать, — ответил наставник.
— И в догонялки? — не унималась Мексика.
— И в догонялки. — Тыгдынский конь тяжело вздохнул, подумав, что случится это очень не скоро.
— Аполлоша, а у меня сердце доброе? — поинтересовалась юная принцесса Полухайкина.
— Конечно, — ответил юноша, улыбаясь. Он искренне любил малышку — так, как любят только младших сестренок.
— Значит, у меня получится оживить его? — Девочка хитро блеснула глазками.
— Если ты сможешь добраться до башни, то, наверное, получится, — ответил Тыгдын.
— Забиваешь ребенку голову разной ерундой, — вмешалась в беседу Гризелла.
Она тоже знала, что ждет этих детей. И о долгой разлуке, которая им предстоит, она могла бы рассказать куда больше, чем Тыгдынский конь. Но, так же как и Тыгдын, она не стала этого делать. Она не будет обесценивать их юные и чистые порывы, не будет предсказывать беды. Ведь что такое беды? Это просто невыученные уроки, которые предстоит повторять и повторять, пока не усвоятся. И хотя она любила и Аполлошу, и Мексику, беречь их, укрывая от жизни, она не собиралась. Ведьма посмотрела вперед — туда, где во главе отряда ехал Господин Смерть, и сжала бока Тыгдына коленями.
— Может, тебе стоит узду приобрести? — ехидно поинтересовался Тыгдынский конь, но желание Гризеллы все же выполнил. Он поскакал вперед и перешел на быстрый шаг рядом с конем человека в черном. Он знал, что эта парочка — Гризелла и Мафусаил — еще не раз повеселит Иномирье.
Мексика посмотрела им вслед и, обняв Аполлошу, зашептала ему на ухо:
— Аполлошечка, я знаю, что надо сделать! Я поцелую прекрасного каменного юношу — и он оживет.
— Вот глупая! — рассмеялся Аполлоша, сверкнув белоснежной улыбкой. — Ты что, не слышала, что он у гарпий в курятнике стоит!
— И что? — Малышка надула губки и шлепнула друга по плечу. — Что здесь смешного?
— А то, что его невозможно поцеловать! — ответил парень, снисходительно улыбаясь.
— Почему это? — не отставала малышка, ей просто необходимо было все выяснить.
— Вот смотри: в Рубельштадте памятник Бенедикту на площади установили. Ты видела?
— Да, — кивнула девочка, ей эта статуя очень нравилась, даже несмотря на то что несколько пальцев у изваяния были отбиты.
— А как голуби ему на голову гадят, видела? — спросил Аполлоша и рассмеялся, заметив, что подруга как-то сразу скисла.
— Видела, мама даже отдала приказ каждое утро мыть памятник с мылом.
— А представь, сколько за это время нагадили на голову прекрасному юноше гарпии?
Аполлоша думал, что этого обстоятельства будет достаточно, чтобы чистюля Мексика навсегда позабыла о Бельведерском. Иначе, с ее-то упрямством, беды не миновать. Еще, чего доброго, отправится спасать гордеца, который сразу из спальни его родителей попал в курятник гарпий.
— Ой! — Девочка округлила глаза, обдумывая что-то. Она прижала ладошки к щекам и тихо, даже как-то загадочно произнесла: — Это какое же надо иметь доброе сердце, чтобы поцеловать его!
— Вот и нечего целоваться с кем попало! — Аполлоша улыбнулся и, поддразнивая Мексику, надвинул ей на глаза красную панамку.
Она прижала ладошки к щекам и тихо, даже как-то загадочно произнесла: — Это какое же надо иметь доброе сердце, чтобы поцеловать его!
— Вот и нечего целоваться с кем попало! — Аполлоша улыбнулся и, поддразнивая Мексику, надвинул ей на глаза красную панамку. — Вырастешь, я тебя поцелую!
— Ты вредный и сломал мою игрушку, — возмутилась малышка, вспомнив какую-то давнюю обиду. — Я не буду тебя целовать!
— Зато у меня голова чистая, и уши вчера вымыл, — привел аргумент в свою пользу Аполлоша.
— Фи, как неромантично! — надула губки маленькая кокетка.
— Зато я всегда рядом и защищаю тебя, а будешь вредничать, я вон с Гризеллой целоваться буду. Она похорошела.
— Она старая! — воскликнула девочка и, прищурившись, посмотрела на рослого друга сверху вниз — для этого ей пришлось встать на цыпочки, рискуя свалиться с коня. — Впрочем, если хочешь, можешь целоваться. Только учти — я тебе такую сцену ревности закачу, что не рад будешь.