В башне оказалось светло, и промокшая насквозь Медуза обрадовалась этому теплому свету, перестала дрожать и быстрым шагом направилась к лестнице.
Спуск был долгим. Несколько раз девушка упала, поскользнувшись на седых прядях, что устилали ступени и вились по перилам. Она удивилась такому странному покрытию, совершенно ненужному здесь и непонятному. Она неуверенно ставила ногу, боясь снова оступиться. И звуки, похожие на рычание льва, тоже уверенности не добавляли. По мере спуска звуки эти становились все громче и громче и скоро превратились в совершенно невероятный рев. Горгона остановилась. Она понимала, что ей придется войти в логово страшного чудовища и что заставить себя сделать несколько шагов будет невероятно сложно. Страх завладел ее маленьким сердечком, вытеснив из него все другие чувства. Если бы сейчас кто-нибудь хлопнул в ладоши над ее ухом, Медуза, скорее всего, кинулась бы бежать. Совершенно инстинктивно — как животное, которое спасает свою жизнь. Но никто не хлопнул, и Медуза справилась со страхом. Перед внутренним взором появилось любимое лицо, а губы вспомнили нежность поцелуя — единственного в жизни. И девушка смело вступила в логово рычащего зверя.
Оказалось, что бояться было нечего. Звуки, что так напугали Медузу, были всего-навсего храпом. В кресле-качалке спал старик. Любопытная Медуза обошла заросший волосом ком, чтобы посмотреть, кто же так не любит парикмахеров, что позволил волосам расползтись по всей башне.
— Еще один нарушитель моего спокойствия! — взревел старик, разбуженный на самом интересном моменте сновидения.
— Извините, пожалуйста, — пролепетала Медуза, но было уже поздно — старик открыл глаз и обдал девушку черным взглядом.
Потом он открыл второй глаз и… и все равно ничего не произошло. Девчонка стояла жива-живехонька и каменеть совершенно не собиралась. Она вытаращила на Василиска огромные, в пол-лица, глазищи, и совершенно не боялась его.
— Ты чего это… — начал было Василиск, но вдруг воскликнул: — А! Вон оно что! Ну здравствуй, внученька!
— Здравствуйте, дедушка, — поздоровалась Медуза, сочтя обращение «внученька» формальностью.
— Как спалось, внучка? — спросил Василиск.
— Это как вам спалось? — поправила его девушка.
— Да я не о том, я о сне в пещере, в гробу хрустальном! Пролежней не было?
— В каком смысле? — удивилась Медуза.
— В прямом. — И странный старик рассмеялся, посчитав шутку удачной.
— Нет, вроде бы, — краснея, сказала девушка и вдруг, запоздало подумав о том, как старик это узнал, воскликнула: — А вы знаете, как я туда попала?
— Конечно.
Я сам тебе тот будуарчик и устроил! — ответил Василиск и рассказал следующее: — Когда твоя мамка на свет тебя произвести собиралась, а она, мамка твоя, мне внучатой племянницей приходится, так вот не послушалась она меня. Я ей еще раньше, до свадьбы, говорил, чтобы не ходила за морского царя замуж. У того что ни ребенок — то страшилище. Там когда-то железная лодка появилась и огнем взорвалась. Так вода грибом из моря выплеснулась и так же в море опала, а у царя тамошнего дети стали рождаться аномальные — то гидра какая-нибудь, то вот как ты — со змеями на голове. Кстати, ты что, сбрила волосы?
— Нет, я с Гризеллой поменялась, — прошептала Горгона. Она напряженно слушала рассказ, стараясь ничего не упустить.
— Сменяла шило на мыло, — проворчал старик, — у Гризеллы, помню, волосенки плохонькие были. Это ведь она тебя на пару тысяч лет спать в гроб отправила. Когда ты родилась, ее, видите ли, не пригласили на праздник, устроенный в честь твоего рождения. Обиделась старая и знаешь, что удумала? Она проклятие наложила. Мол, исполнится тебе шестнадцать лет, уколешь ты руку веретеном, когда прясть будешь, и уснешь мертвым сном. Вот тут мне Гризеллу пришлось не раз вспомнить. И не добрым словом, не добрым! У нас ведь ни прялок, ни веретен отродясь не бывало. Так мне пришлось по всем мирам помотаться, пока нашел.
— Зачем же ты его принес, если мне от этого пришлось покинуть семью?! — Горгона топнула ножкой и гневно сжала кулачки.
— Какую семью?! От семьи к тому времени с гулькин нос осталось! А что, скажи, мне было делать? Ты же как только родилась и глазищи свои огромные открыла — так все, кто рядом с колыбелью стоял, окаменели. Не знали, что с тобой делать прямо! Страна к твоему шестнадцатилетию так обезлюдела, что я поспешил принять меры. Смотался в Небесную Канцелярию и полчаса танцевал перед достопочтенным Авпраксием, чтоб этот зануда профессор провалился! У нас с ним взаимная неприязнь еще с тех пор, как я был начальником отдела изучения магии. В конце концов он сменил гнев на милость и дал адресок одного техногенного мира, где этих прялок больше, чем капусты в огороде королевы Марты. Трудно, конечно, было, но я все ж достал этот предмет. Ну и махина, скажу тебе! Я через такой ад прошел, пока нашел его. Шум, стук, стоят эти прялки ровными рядами, метров пять в длину и три в высоту. Ну я у тамошнего человека спросил, где именно прялка находится. А он рассмеялся и сказал мне, что вся эта громада прялка и есть. Это, говорит не совсем прялка, а машина прядильная. И веретен на ней, оказывается, двести штук. Ну, думаю, не знаю, научишься ты прясть на этой прялке или нет, но я тебя к ней за шкирку притащу. А веретено, по заклятию ведьмы, само уколет. Короче, прялка так внизу и стоит, во дворце. Сам удивляюсь, как эту громадину сквозь башню протащил!