— Значит, я должна была отдать свое сердце тому человеку, у которого оно было каменным? А как же я сама? Как я буду жить, ничего не чувствуя?
— С чего ты решила, что у тебя не останется чувств? Они никогда не кончаются, и твое маленькое сердечко способно проявлять такую силу, что ее хватит, чтобы оживить десяток каменных сердец и растопить сотню ледяных! Н-но!
Лошадки побежали быстрее, к большому холму с вкраплениями зеркал на склонах.
Табор приближался к замку Акавы.
Медуза задумалась над словами цыгана и о том, где сейчас каменный юноша с горячим сердцем внутри и Бельведерский, такой живой, но совершенно бездушный. Что с ними случилось?
Глава 10
ОТДАЙ МЕТЛУ, ВРАЖИНА!
Случилось так, что ангел, воспрянув духом, на крыльях любви понесся по улицам Рубельштадта.
Бельведерский бежал вслед за Бенедиктом. Его стройные ноги легко переступали, и тучные жители города любовались бегуном — красивым, атлетически сложенным мужчиной, одетым почему-то в короткую женскую юбочку.
Бельведерскому так нравилось двигаться, что он даже не заметил, как обогнал Бенедикта.
— Стой! — прокричал тот в спину, не узнав бегуна.
— Зачем это я буду останавливаться? — отозвался бегущий легкой трусцой атлет.
— Ты не видел прекрасную девушку? — крикнул влюбленный.
— В этом городе нет прекрасных девушек, — высокомерно ответил красавец, притормаживая возле трактира Джулиуса.
На крылечко вышла Басенька и ласково улыбнулась. Она была высока, стройна и совсем не похожа на крепких, приземистых женщин Рубельштадта. Басенька была очень красива — синие глаза смотрели из-под длинных ресниц кокетливо и, казалось, зазывали, золотистые волосы блестящим водопадом струились по стройной и гибкой спине, губы алели, словно роза, а зубки напоминали жемчуг. И одевалась Басенька не в привычную в Рубельштадте коричневую одежду — ее наряды поражали воображение сочетанием ярких цветов и немыслимыми фасонами. Но даже солидные матроны никогда не отзывались о Басеньке неодобрительно — в городе ее любили за доброту и легкий, веселый нрав, а уважали за то, что все ее сыновья были отлично воспитаны. И не просто отлично, а так, что любая мать могла бы гордиться такими детьми. Что красавица Басенька нашла в краснолицем и низкорослом толстяке Джулиусе, почему она вышла за трактирщика замуж, не знал никто. Весь Рубельштадт недоумевал по этому поводу. Если забыть о скандалах, которые миролюбивый трактирщик называл мелкими недоразумениями, то можно сказать, что супруги жили в мире и согласии. Собственно, эти самые «маленькие недоразумения» случались только тогда, когда трактирщик ненадолго приезжал домой. Из дверей трактира высыпала толпа мальчишек разного возраста. Старший был совсем взрослым мужчиной, а младшего — годовалого ребенка — Басенька держала на руках. Дети трактирщика Джулиуса были похожи на кого угодно, только не на заботящегося об их благосостоянии отца.
Бенедикт поздоровался.
— И тебе доброго здоровья, — ответила любвеобильная супруга вечно отсутствующего трактирщика. — А ты, господин в женской юбке, что не здороваешься?
— Я не слышал вздохов восхищения мной, — чванливо ответил красавец.
— А чем восхищаться? — возмутилась Басенька. — Ты же некрасивый!
— Почему? — Бельведерский так опешил, что даже остановился.
— Да потому, что ты человек невежливый, а значит, и недобрый.
— Глупая женщина, при чем здесь красота? — С этими словами красавец пошел прочь. Он гордо поднял голову и приосанился, но на душе стало как-то тяжело.
— Она права, — сказал Бенедикт, догоняя его.
— И ты туда же? — возмутился Бельведерский.
— Нет, я не критикую вашу внешность, она, конечно, очень даже интересна, но вот по поводу доброты женщина была права.
Он гордо поднял голову и приосанился, но на душе стало как-то тяжело.
— Она права, — сказал Бенедикт, догоняя его.
— И ты туда же? — возмутился Бельведерский.
— Нет, я не критикую вашу внешность, она, конечно, очень даже интересна, но вот по поводу доброты женщина была права. Доброта окрашивает лицо и до старости, до самых глубоких морщин делает его красивым. Точно так же как обилие негативных мыслей в голове и отрицательных чувств в душе делают некрасивыми даже самые идеальные черты.
— Ты-то откуда это знаешь? — усомнился Бельведерский, свысока поглядывая на ангела.
— Я много читал, и знания у меня не только книжные, но и подкрепленные личным опытом, — ответил ангел.
Бельведерский замолчал, почувствовав неприятное царапанье в груди: он сам нигде не учился и не знал ничего. Он просто в один прекрасный день появился в прекрасно обставленной комнате. И все. Пока старая ведьма не оживила его, он не видел ничего, кроме Гучиной спальни. Собственно, и спальню он тоже не видел — его каменные глаза не были приспособлены для этого.
— Куда мы направляемся? — спросил атлет, чтобы отвлечься от неприятных и непривычных дум.
— К ведьме, — ответил Бенедикт, поворачивая с мощеной дороги на тропу, что вела к лесу. Кромка леса росла, загораживая горизонт.
— Она же страшная и старая! — возмутился эстет.
— Ну и что? Что страшного может быть в старости? — удивился Бенедикт. — Старость прекрасна уже тем, что мудра и опытна. И тем, что за ней стоит долгая и прекрасная жизнь.