— Выпусти его, — попросил Гуча, наблюдая за тем, как тролль гоняет мартышек, — зачахнет он здесь, Альберт.
— Кто зачахнет? Этот проглот зачахнет? Да он столько жрет, что я не успеваю у Тамарки персики покупать.
— У какой Тамарки?
— У Собакиной. Томка Собакина мне это типа персики всякие для зоопарка продает. И не только персики, там еще и финики всякие попадаются. Не, в натуре, у нее садоводство круто поставлено! Хотя понятно — юг же! Не, а че еще на юге делать?! Там же только фрукты и таджики, а больше, в натуре, ничего не растет! Если только эти, типа верблюды?
— Тамарка Собакина… — Гуча задумался и, вдруг вспомнив, о ком речь, расхохотался: — Ну, Альберт, и фантазия у тебя! Прямо-таки больная фантазия! Точно, ты же бультерьерную принцессу так перекрестил!
— Не, а че? Пока выговоришь, язык сломаешь, это надо ж такое придумать — Гуль-Буль-Тамар-Пит-Буль-Терьер… уф… — на одном дыхании выговорил Альберт и, утомившись, вытер со лба пот.
Он удивился, как это получилось ни разу не споткнуться на таком сложном слове. До этого пробовал, наверное, сто раз и всегда сбивался, а тут взяло и получилось! Он обрадовался, но все же спросил:
— И кто ей такую фамилию дал?
— Кажется, я, — скромно ответил Чингачгук.
— Во! А говоришь, что у меня фантазия заболела! Я-то заморачиваться не стал, обозвал по-простому — Томка Собакина, и все! Амиго, скажи-ка, братан, а тебя после бойни в обезьяннике кошмары не мучают?
— Нет, не мучают, потому что кошмар у нас, в Иномирье, один. И вижу, что приближается он с огромной скоростью. А по тому, что кошмар этот такие петли в небе выводит, могу предположить, что мучить сейчас он начнет тебя, друг Полухайкин. — Гуча махнул рукой, обращая внимание короля на летящий по небу объект.
— Гуча махнул рукой, обращая внимание короля на летящий по небу объект.
Полухайкин посмотрел в том направлении и помрачнел — к ним стремительно приближалась Гризелла. Она приземлилась неподалеку и, не глядя под ноги, понеслась к королю, не замечая копошащихся на дорожке землеройных гномов.
— Это… типа… Опа… — Альберт поспешил предупредить ведьму о том, что под ногами у нее только что вырытая кротами яма, но не успел.
Ведьма, потеряв опору, рухнула вниз, вопя и суля такие кары, что у Альберта встали дыбом коротко подстриженные волосы. Он поморщился и подумал о том, что падение в яму тоже будет включено в счет.
— Фулюганы! — кричала ведьма.
Полухайкин кинулся к ней, а Гуча рассмеялся над тем, как его друг пытался предупредить ведьму.
— Гризелла, давай руку.
Король выудил старуху из ямы. Она была мокрой, грязной и очень злой. Король решил взять инициативу в свои руки и, решив, что нападение — лучший вид обороны, громко завел речитативом:
— Избу починим, платье постираем, нервы подлечим. Не сердись на дочку — моя Мексика просто ангелок!
— Ангелок! — подхватил черт.
Друзья посмотрели друг на друга, только теперь осознав, что Бенедикт так и не вернулся из того коридора, где обещали смерть после женитьбы. Полухайкин разжал пальцы, не обращая внимания на вопли рухнувшей вниз Гризеллы.
— Фулюганы! — кричала старуха, снова приземляясь на дно будущего колодца.
Глава 3
БЕНЕДИКТ КАПУТ!
Гуча схватил метлу, оседлал ее и, поднимаясь в воздух, прокричал:
— Я в лес, к норе!
— В натуре, блондина спасать надо, — согласился с ним Полухайкин. — Типа это он к бабам пошел, но там ведь в конце замочить обещали, в натуре!
И Альберт побежал. Он вылетел со двора, едва не опрокинув идущую навстречу жену.
— Марточка, — король на бегу обнял супругу, — я побежал, ты там ведьму из ямы вытащи, если тебя это не расстроит. А если настроение у тебя не фонтан, то пусть, в натуре, сидит, пока не вернусь. Что мы, лишний сольдик не заплатим?
— Разберусь, — ответила практичная Марта и побежала в огород, решив, что чем быстрее выудит Гризеллу из ямы, тем больше сэкономит на штрафе.
А Альберт уже бежал по ровным, чисто вымытым улицам Рубельштадта.
Народ любил своего короля и снисходительно глядел на его причуды. Горожане здоровались, отскакивая с дороги, но Альберт, набирая скорость, не всегда успевал ответить.
Лошадей король не признавал с тех пор, как обогнал знаменитого на все Иномирье скакуна Бяшу. Сильные ноги Полухайкина не знали усталости, он мчался как ветер. Встретив Тыгдынского коня с Мексикой на спине, прокричал, не останавливаясь:
— Тыгдын, сгоняй к кому-нибудь в гости. Дома Гризелла бешеная, и мамка сердиться будет.
— Папочка! — прокричала вслед Мексика. — Мы Аполлошу проведаем. Он болеет, а еще у него зубы растут.
Но отец не расслышал этих слов, иначе бы строго-настрого запретил ехать в Крепость, чем уберег бы и себя, и Иномирье от новых неприятностей. Но Полухайкин не слышал. Он спешил на помощь другу, поэтому объяснять, почему Аполлоша такой смешной, зубастый и солнышка боится, пришлось Тыгдыну.
Альберт ругал себя последними словами за то, что закрутился в делах и вовремя не вспомнил о Бенедикте. Гуча, понятно, больной лежал, сам едва выжил, но он-то сознания не терял!
К лесной норе друзья пропавшего Бенедикта прибыли одновременно.
— Ну ты конь! — изумился черт, отбрасывая метлу. — Это надо ж такую скорость развить!