В солнечные дни, как сегодня, когда вывески магазинов на Спринг?стрит покачивает ветер, а по тротуарам идет нескончаемый поток нарядных людей, Дульси Энвин вспоминала, что она почувствовала, впервые приехав в Нью?Йорк.
Ее мать, которая и не подозревала о том, что дочь перестала быть наивной девочкой, будучи еще студенткой в Стивенском институте и занималась хакерством (сначала утащила тесты, потом стала жульничать с кредитной карточкой, что позволяло ей одеваться намного лучше сокурсниц), никак не могла понять, почему Дульси уехала из относительно безопасного Эдисона в Нью?Джерси и переехала в такое опасное и грязное место, как Манхэттен. Сама Руби Энвин считала, что устроила себе увлекательную жизнь в пригороде.
Ее друзьями были музыканты, художники, доктора философии; ее любовники становились мужьями или оставались любовниками, включая одну?две женщины просто для эпатажа. Она не могла понять, почему ее единственный ребенок этого не хочет. Руби приходила в голову мысль, что вседозволенность может привести к бунту, она опасалась, что дочь превратится в религиозную фанатичку или в пустоголовую республиканку, интересующуюся только материальными благами. На самом деле она знала о профессии дочери только то, что она работает с информационными технологиями и много путешествует, что окончательно убедило Руби в республиканских пристрастиях собственного ребенка. Но ей и в голову не приходило, что девочка, выросшая в доме, где учителя принимали наркотики в спальне на вечеринках ее матери, захочет пойти гораздо дальше в поисках индивидуальности.
Родись Дульси раньше, она стала бы политической экстремисткой, изготавливала бы бомбы, стремилась бы пожертвовать своей жизнью, а заодно и жизнями тех, кто случайно окажется рядом, протестуя против Системы. Но когда Дульси узнала, кто же является истинными тайными правителями мира, она не стала бунтовать против них, она пошла работать на них.
Как?то раз мать сказала со свойственной ей чрезмерной веселостью:
— Дульси, дорогая, я знаю, что ты очень занята, но почему бы тебе не приехать на недельку погостить? Ты можешь поработать здесь. У меня есть система, я не живу в каменном веке.
Дульси не могла сказать ей правду. Вместо этого она попыталась отделаться заявлениями, что у нее не та ширина полосы, что деловые звонки из разных частей света могут раздаваться в любое время, что все ее справочные материалы находятся дома, а кроме того, нужен определенный уровень безопасности: ее система была почти живой, снабжена кучей антивирусов и крошечным устройством, которое позволяло ей учиться и меняться. На самом деле, если бы она захотела, она могла бы получить достаточно быстрое соединение из дома матери со своей собственной системой. Причина того, что она не оставалась в доме Руби больше чем на несколько часов, хотя уже восемь лет жила по соседству с ней, была в том, что она не хотела. Рядом с матерью Дульсинея Энвин чувствовала себя маленькой девочкой. А она слишком долго добивалась доверия преступников, чтобы ей нравилось такое чувство.
Ее внимание привлек один экспонат в галерее, она стояла, щурясь от солнечного света, и думала, стоило ли пользоваться кремом от загара, когда раздался гудок вызова.
Экспонат представлял собой игрушку?строителя, такую можно купить в любом магазине сувениров или даже на углу улицы — автор установил автоматики в сложной решетке из стеклянных трубочек. Но главное — он дал им строительные материалы, слишком крупные для имеющегося пространства, и тем самым ввел в замешательство несчастные автоматы.
«Это что, видение современной жизни?» — подумала она.
Снова раздался вызов, но тон был другим — приоритетный звонок. Сердце забилось чуть быстрее. Она знала, кто это должен быть.
Он не включил изображение, но его голос, даже немного искаженный, нельзя было не узнать.
— Мне нужно поговорить с тобой.
Она постаралась успокоиться. Почему он так на нее действовал? Что?то на уровне феромонов, если феромоны могут путешествовать через спутник из Колумбии в Нью?Йорк, что?то подсознательное, ощущение, что ее выслеживает заинтересованный самец, хотя самого его не видно. В любом случае, Дульси этого не понимала, и это ей не нравилось.
— Я сейчас не дома, — она не хотела думать, что он может видеть ее на том конце. — Я говорю с переносной панели.
— Я знаю. Иди домой. Мне нужно с тобой поговорить.
Голос был невыразительным, и Дульси рассердилась на командный тон — один из ее отчимов как?то попытался говорить с ней «родительским» голосом и заработал за это вечное презрение. Но на этот раз реакция была более примирительная, все?таки он был ее работодателем.
Но на этот раз реакция была более примирительная, все?таки он был ее работодателем. Дред привык общаться с мужчинами, глупыми мужчинами, или мужчинами, которым нужно приказывать, насколько она знала. А не было ли в его голосе признаков беспокойства, чего?то, что он хотел скрыть? Не по этой ли причине он не включил изображение?
— Возможно, ты сэкономил мне кучу денег, — сказала она, стараясь говорить беззаботно.
Маленькие строители пытались протащить стальную булавку через изгиб внутри стеклянной трубочки, что совершенно невозможно было сделать, но они не сдавались. Она подумала, что, если придет на следующий день, они все так же будут пытаться протащить булавку через изгиб трубочки, и по?прежнему без результата.