Оба они были соперниками Сантиддио в политической борьбе за лидерство в Белой Розе.
Высокий и стройный Аввинти благородными чертами и аристократическими манерами отдаленно напоминал Сантиддио. Четвертый сын в семье богатого дворянина, он получил прекрасное образование и его дальнейшая судьба была схожа с судьбой Сантиддио, но именно это сходство и служило главной причиной разобщения. Конан презирал Аввинти.
Карико являл собой совсем другой тип. Неуклюжий, крепко сбитый, с грубо очерченными чертами лица и широкой выпуклой грудью он неизменно был приветлив и доброжелателен. Могучие плечи придавали ему сходство с кузнецом. Впрочем, до своего вступления в Белую Розу, он и в самом деле занимался кузнечным ремеслом. Его политические суждения отличались крайним радикализмом. Несмотря на отсутствие образования, он был неплохим мыслителем и умел в довольно доступной форме пропагандировать свои идеи, что завоевало ему популярность среди низших слоев бедноты. Конан, отец которого тоже был кузнецом, подумал, что Карико, вероятно, неплохой собутыльник, и ему скорее пристало ввязаться в какую-нибудь пьяную драку, чем произносить умные речи.
Теория Сантиддио представляла собой нечто среднее между доктриной Аввинти, в которой предлагалось установить в стране диктатуру интеллектуальной элиты, и бесклассовой утопией Карико, проповедовавшего союз крестьянства и ремесленничества. Хотя фракции Аввинти и Сантиддио осуждали Карико за радикализм, им приходилось считаться с тем, что его поддерживали неимущие массы, составляющие большинство населения Зингары. Именно промежуточная, эклектичная позиция Сантиддио удерживала Белую Розу от распада.
— Впечатляет, не так ли? — обратился Сантиддио к вновь прибывшим, которые застыли с раскрытыми от изумления ртами.
— Этого хватит, чтобы кормить весь народ Зингары в течение целого года! — воскликнул Карико.
— Это может существенно пополнить фонды Белой Розы, — поучающе произнес Аввинти. — И превратить ее в реальную силу, способную влиять на зингаранскую политику.
— Раздел будем производить при следующей встрече, — предупредил Сантиддио надвигающуюся ссору. — Мордерми нужно время, чтобы тайно продать драгоценности.
— Сколько времени? — подозрительно спросил Аввинти.
— Это зависит от генерала Корста, — холодно посмотрел на него Мордерми. — Мы постараемся сделать все как можно быстрее, но необходимо принять меры предосторожности, чтобы никто не опознал похищенное. Я уверен, что Корст в первую очередь начнет прочесывать гавани — вывезти ценности на корабле — самый удобный способ. Речь идет не о простом ограблении, и Корст понимает, что может лишиться головы, если не найдет преступников. Мы должны быть предельно осторожны.
— Я согласен, — сказал Сантиддио. — А ты, Аввинти?
— Я считаю, что следует разделить все прямо сейчас, — сказал Аввинти. — Убежден, что мы сумеем реализовать свою часть через Белую Розу быстро и без риска быть обманутыми.
Мордерми недобро улыбнулся:
— Обманутыми? — зловещий блеск появился в его глазах, правая рука небрежно легла на эфес шпаги.
— Посредниками, — поспешил добавить Аввинти.
— Ты что, знаком с кем-нибудь из скупщиков краденого? поинтересовался Карико.
— Нам нужен опытный ювелир, который смог бы оценить все это, напомнил Сантиддио. — Мы ведь не хотим, чтобы шемитские жулики уплатили нам только половину суммы?
— Мое единственное желание — чтобы эта сделка принесла максимум пользы Белой Розе. Прошу извинить меня, если мои познания в области сбыта краденого несколько скудны.
Конан, который был свидетелем подобных споров бесчисленное множество раз, не вмешивался. Однако от Мордерми не укрылось, что киммериец ел и пил только с помощью левой руки, а правая, как бы невзначай, находилась рядом о рукоятью меча.
Аввинти был достаточно умен, чтобы сообразить, что остался в меньшинстве.
— Если таково общее желание, — произнес он с кислой миной, — то я не возражаю, чтобы реализация драгоценностей была бы проведена Мордерми. Но тогда, может быть, мы разделим деньги?
— Идет, — кивнул головой Мордерми. — У меня есть весы или… благородные господа сочтут ниже своего достоинства взвешивать презренный металл?
Настроение у всех заметно улучшилось. Сандокадзи перегнулась через стол и пододвинула к Мордерми тяжелую груду золотых, серебряных и медных монет. Все взгляды устремились к столу.
Все были так поглощены этим зрелищем, что один только Конан обратил внимание, что пламя свечей вдруг окрасилось в голубоватый цвет. Киммериец потер глаза. У него было ощущение, будто желтое пламя проходит сквозь голубую вуаль. Конан уже открыл рот, чтобы позвать остальных…
И тут открылась дверь.
Конан уже открыл рот, чтобы позвать остальных…
И тут открылась дверь. Тихо и внезапно. На пороге стоял незнакомец, освещенный голубоватым пламенем свечей. Никем не задержанный, он прошел вперед и подошел к столу.
Первым пришел в себя Мордерми.
— Кто ты и как попал сюда?
— Мое имя Каллидиос, — ответил тот с легкой иронией в голосе. — А попал я сюда очень просто — через дверь.
— Я приказал никого не впускать, — зарычал Мордерми, уязвленный тем, что его прервали.