Дергаю ее за край одеяла:
— Эй, Рыжик, а девчонок сейчас сажают в Клетки?
Она нагибается ко мне:
— Конечно. Только они в нашем коридоре, а не в Рептильем. Крестная не доверяет нас Ящикам. Они вечно пьяные и распускают руки. Сама нас запирает, сама выпускает. Ключи только у нее.
— Ух, — говорю. — Ей это подходит.
Крестная — железная леди Дома. При взгляде на нее кажется, что при ходьбе она должна бы погромыхивать и позвякивать, как Железный Дровосек. Но стучат только ее каблуки.
Лэри спрашивает, как поживает новая воспитательница. Новая воспитательница девчонок — любимая тема Логов. Они ее обожают. С тех самых пор как впервые увидели.
— Пока притирается, — сообщает Муха. — Миленькая, но какая-то уж очень нервная. Наверное, не возьмет себе отдельную группу. Так и останется на побегушках. А волосы у нее натуральные, представляете? Натуральная блондинка. Очень красивый оттенок.
Лэри сглатывает слюни и мечтательно вздыхает. По мне, так таких блондинок лучше всего живьем в землю закапывать. Может она и красивая, не знаю. Я видел ее два раза, но оба раза мог смотреть только на часы. Здоровенные, с луковицу. Тикающие, как бомб а с часовым механизмом. Гнуснейшие из им подобных. Мне было как-то не до волос.
— Наш Толстый в нее влюбился, — рассказывает Сфинкс. — Мы выгуливали его на первом, а она вышла от Акулы прямо нам навстречу, и Толстый сразу выкинулся из коляски и пополз к ней. С огромной скоростью. Мы и не знали, что он так умеет.
— И чего? — спрашивает Муха, сделав большие глаза.
— Ничего, — морщится Сфинкс. — Обслюнявил слегка. Но крику было много.
Некоторое время мы молчим, отдавая дань разбитому сердцу Толстого. Рыжая вылупилась из своей паранджи — и в красной футболке Горбача плюс к собственным огненным волосам она — как горящий факел. На такое лицо просто нельзя было сажать черные глаза. Это пугает и оставляет царапающее ощущение на коже.
Муха вертит головой, что-то высматривая.
— А где ваша ворона? У вас ведь ворона живет? Так хочется на нее поглядеть!
Горбач идет доставать Нанетту, которая в это время смотрит десятый сон.
— Как дела у Русалки? — спрашиваю я. — Такая маленькая, с длиннющими волосами, — уточняю внешность, потому что не уверен, что правильно помню кличку.
— Это к ней, — Муха тычет пальцем в Рыжую. — Они из одной комнаты. Самая жуткая комната у них.
Не глядя на Муху, Рыжая вздергивает брови. Подбородок на коленях, задумчиво водит пальцем по губе.
— Я хотела сказать, самая оригинальная, — кашлянув поправляется Муха. — Самая необычная комната, я хотела сказать…
Горбач приносит заспанную, оцепеневшую от негодования Нанетту и демонстрирует ее девушкам.
Муха осторожно гладит синеватые перья. Птица вздрагивает, ее глаза затягиваются прозрачной пленкой. В более бодром состоянии исклевала бы вражьи пальцы в кровь.
— Прелесть… Душечка, — безмятежно воркует Муха. — Красавица!
Душечка и красавица косит начинает угрожающе похрипывать и Горбач поспешно возвращает ее на насест.
— Душка! — не унимается Муха. — Так бы и съела ее.
— Сначала запасись вставными глазами, — советует Черный. — Она вовсе не такая уж душечка.
— Ну нет, — ноет Муха, расстроено провожая взглядом Нанетту, — не может быть, чтобы такая прелесть была злючкой.
— Так как там Русалка? — снова спрашиваю я. — Мы с ней немного пообщались вчера.
Рыжая смотрит на мою жилетку и улыбается.
— У Русалки всегда все хорошо, — говорит она. — Бывают на свете такие люди. А может, вид у них такой. Они редко, но встречаются, Люди, у которых не бывает проблем. Которые так себя ведут, как будто у них нет проблем.
Все смотрим на Македонского. Он краснеет и путается в шнуре кофеварки. Пока распутывается, мы на него уже не смотрим.
У меня во рту странный привкус от нашего разговора. Как будто я тоже знаю, какая она — девушка, что шьет лучшие в мире жилетки и дарит их первому встречному. После такого разговора надо покурить. Мы с Рыжей закуриваем одновременно, только к ней, в отличие от меня, со всех сторон тянутся зажигалки, первая от Лорда, и я вдруг замечаю, что он какой-то странно пунцовый и глядит на Рыжую тоже как-то странно. Обшаривающе и огненно. Даже, можно сказать, хищно. Это так бросается в глаза, что я слегка смущаюсь. И кошусь на Сфинкса — заметил ли он?
Сфинкс если что и увидел, по нему этого не скажешь. Крутит граблей пепельницу, весь из себя сонный. У них с Волком всегда был такой вид, когда они настораживались. Фальшиво дремлющий.
— Я вот защищал-защищал свое ухо, — невпопад сообщает Лэри. — А мне все равно по нему попало. Да еще как сильно. Боюсь, опять воспалится, как в прошлый раз… — Он щупает ухо, потом рассматривает пальцы. Как будто от того, что он потрогал свои уши, воспаление могло из них выпасть, перейдя на руку..
— По тебе не скажешь, что у тебя проблемы с ушами, — любезно отмечает Муха.
Лэри задумывается. Расценивать ли эти слова как комплимент.
Обсуждаем последнюю выставку. Картин там было раз-два и обчелся, зато Дракон из третьей выставил расписанного себя, и это действительно было интересное зрелище. На Дракона страшно смотреть и без росписей. А уж на разрисованного… От разговора о выставках Курильщик немного оживляется и рассказывает о паре выставок, которые посетил в наружности. Потом мы обсуждаем «Гадальный салон». Я там поработал неделю гадалкой-хироманткой, так что мне есть чего рассказать. Муха и Лэри сплетничают о девчачьих воспитательницах, то есть конечно Муха сплетничает, Лэри только поддакивает, а мы с Рыжей затеваем спор о Ричарде Бахе, тоже вполне себе сплетнический. Сходимся на том, что хоть он и писал неплохие книги, но с женщинами себя вел, как скотина. Чего стоили хотя бы поиски «Единственной», в ходе которых девушкам приходилось чуть ли не сдавать экзамен по пилотированию самолета.