— Беги! — снова крикнула она мне. — Быстрее, черт!
Я выжимал все, что было возможно, из своих трясущихся ног, а когда добежал до ноутбука, сильно пнул по нему, так что он, вертясь, заскользил по плитам в сторону девушки. Она поставила стул у разбитого окна, чтобы он служил ступенькой, я слышал-чувствовал звук, подобный шипению воспоминаний, пробивающихся на поверхность, а девушка наклонилась, схватила ноутбук, крикнула: «Быстрее!» — поднялась на стул, прыгнула в окно и исчезла. Остался только я.
Только я, бегущий.
Только я, бегущий, с резью в животе, с дрожью во всем теле, не уверенный, смогу ли сделать очередной шаг, каждую секунду ожидая, что нога погрузится в пол и будет утянута, или поймана, или на что-то налетит, после чего ее станут дергать и трясти. Мои ноги, одна за другой, ударяли по полу, слишком, слишком медленно, в полной тишине между каждым шагом:
И вот я оказался у стула и прыгнул — одна нога отталкивала меня от сиденья, все выше и выше, и я подбирал ноги и наклонял голову, группируясь, а вокруг не было ни звука — я находился в воздухе, вылетая через выбитое окно наружу, в дневной свет.
* * *
Сначала я приземлился на ноги, а затем меня повело вперед, и я упал на четвереньки, что сопровождалось парой хлюпающих ударов. Мокрая трава и пропитанная влагой почва так и вплеснулись, когда подошвы моих башмаков, колени и распростертые ладони погрузились в холодную грязь.
— Не потеряй ее, — сказал голос девушки.
Сигарета выпала у меня изо рта и лежала, испуская завивающуюся струйку дыма, среди стеблей влажной травы.
Я поднял взгляд на свою спасительницу.
— И начинай-ка делать, что тебе говорят, — сказала она, — иначе я оставлю тебя одного.
Она повернулась и размеренным бегом устремилась вниз по длинной травянистой лужайке.
Я поднялся на ноги, вытер ладони о джинсы, подобрал сигарету, безо всякой охоты сунул ее меж сухих губ и несколько раз пробно затянулся, чтобы ее оживить. Перекинув через руку сумку, я болезненно затрусил по лужайке вслед за девушкой. К тому времени, как я ее догнал, она по плечи зарылась в разросшийся рододендроновый куст.
— Что ты делаешь?
— Отодвинься, — сказала она.
Я отступил в сторону, и она вывела из лиственного укрытия старый мотоцикл. Развернула его и прыгнула в седло.
— Садись.
Я перекинул ногу в заляпанном ботинке через сиденье позади нее, а она сунула руку в задний карман брюк, доставая ключи.
— Ты не поранился?
— Что? Нет. Не знаю.
События превратились в бешено кружащийся вальс, где я пытался уловить хоть какой-то проблеск смысла, меж тем как мир проносился мимо в сливающихся цветных полосах.
— Ч-черт!
Она смотрела назад, в сторону госпиталя.
Я проследил за ее взглядом вверх по лужайке.
Я проследил за ее взглядом вверх по лужайке.
Слякотные брызги мгновенных впечатлений — о футбольных матчах в дождливые дни, о тяжело ступающих желтых резиновых сапогах, о поскользнувшемся форварде, промазавшем по мячу… Миллионы мелких фрагментов памяти выбрасывались под давлением из влажной лужайки и скатывались от госпиталя к нам. Это давление производилось огромной концептуальной штуковиной, находившейся непосредственно под почвой.
Дроссельная утроба мотоцикла пронзительно и яростно взвыла, и мы рванулись вперед, разбрызгивая в обе стороны грязь и воду. Девушка выжала акселератор до предела, насилуя движок своего железного друга, и мы понеслись мимо пышно разросшихся кустов и голых деревьев госпитальной территории. Меня отбросило назад, и я чуть было не потерял равновесия.
— Держись крепче! — крикнула она, не поворачивая головы, и эти слова пронеслись мимо меня, быстрые и отрывистые в стремительно налетающем воздухе.
Подавшись вперед, я нашел под просторной армейской курткой ее тонкую, но крепкую талию и сомкнул вокруг нее руки. Голову спрятал в создававшуюся позади нее зону пониженного давления, чтобы сигарета перестала швырять мне в глаза яркие оранжевые искры. Сумка неуклюже подпрыгивала на сгибе моего локтя.
— Он еще там?
Я обернулся. Оставаясь менее чем в пятидесяти ярдах позади нас, идеи, мысли, фрагменты, обрывки историй, сны и воспоминания быстрыми брызгами взрывчато выбрасывались из травы. Концепция самой травы начала поднимать и гнать волну в виде длинного пенистого гребня. На вершине этого буруна что-то пробивалось сквозь пену — изогнутый поднимающийся знак, прекрасно развитый идейный плавник.
Марк Ричардсон. Марк Ричардсон. Марк Ричардсон. Марк Ричардсон.
— Все еще гонится.
— У меня в кармане! — крикнула девушка.
— Что?
— У меня в кармане. — Она сбросила газ, когда мы налетели на колдобину, подпрыгнули и шлепнулись вниз. — В куртке, с этой стороны. — Она кивнула головой влево.
Расцепив руки, я с трудом закинул сумку Никто себе за спину и стал пытаться просунуть свою прыгающую руку в карман ее куртки. Наконец мне удалось вытащить то, что там лежало. Вещица походила на маленькую, но увесистую ручку фонарика, обмотанную черной лентой, потом я заметил, что с одной из ее сторон имелся запал. Я рискнул обернуться и увидел, что мысленный плавник стал ближе и сильнее выдавался из воды. Акула сокращала разделявшее нас расстояние.