2. Литература. Книги, в которых излагаются факты, обеспечивают устойчивые потоки информации во многих направлениях. Лучше всего библиотечные книги, потому что в таком случае сама книга связывается с каждым из своих предыдущих читателей. Беллетристические книги тоже порождают иллюзорные потоки из людей, событий и вещей, никогда не существовавших — или же, с определенной точки зрения, существовавших лишь отчасти. В результате создается лабиринт из зеркал, способный надолго задержать хищника.
В результате создается лабиринт из зеркал, способный надолго задержать хищника. У меня имеется давнишняя запись, сделанная задолго до того, как мое сознание помутилось, где говорится, что некоторые из самых сложных сочинений, вроде «Тысячи и одной ночи»,[6] являются очень старыми защитными головоломками или даже мысленными сетями, с помощью которых древние вылавливали не особо крупных концептуальных рыб. Не знаю, правда это или нет. Выстрой вокруг себя небольшую стену из книг. В моих заметках говорится, что оптимальная ее высота составляет три или пять томов.
С сожалением и надеждой,
Эрик Сандерсон Первый
* * *
(Получено: 23 ноября)
Письмо № 60
Дорогой Эрик!
Как и обещал, высылаю тебе ключ от запертой комнаты.
Прежде чем открыть картотеку, тебе надо перечитать письма № 3, 4, 58 и 59 и выполнить все данные в них инструкции. Текст, который ты обнаружишь внутри, является «живым» и крайне опасным.
С сожалением и надеждой,
Эрик Сандерсон Первый
* * *
(Получено: 30 ноября)
Письмо № 67
Дорогой Эрик!
Насколько мне известно, концептуальные рыбы не видят физических растений и животных. Они не видят ни неба, ни луны. Различают они только людей, а также вещи, которые люди изготавливают, говорят или делают. Потоки человеческой истории, человеческой культуры, человеческой мысли — вот их среда обитания. Людовициан всегда занят поисками. Я стараюсь прятаться от него, но я забывчив. Сообщаю тебе обо всем, что знаю, пока это не исчезло навсегда.
С сожалением и надеждой,
Эрик Сандерсон Первый
* * *
(Получено: 9 января)
Письмо № 108
Дорогой Эрик!
Я только что осознал, что прошло уже более трех месяцев. Ты получил уже более сотни моих писем. Надеюсь, тебе удается следовать моим советам. Я делаю все, что в моих силах.
Вскоре ты получишь бандероль, в которой будет находиться лампа, видеокассета и две тетради. Очень важно, чтобы ты вскрыл этот пакет внутри диктофонной петли, потому что содержащаяся внутри информация создаст в пространстве сильнейший запах.
Лампа была тщательно настроена на то, чтобы передать текст в двойной кодировке (Морзе/ЙЦУКЕН, об этом подробнее позже), содержащий фрагмент твоей истории. Как ты увидишь, в одной из тетрадей содержится моя работа по идентификации типа кодировки, а в другой — чистый текст. Расшифровать предстоит еще больше, и эта задача возлагается на тебя. На видеокассете записан полный цикл мигания лампы — для декодирования и на случай чего-то непредвиденного.
С текстом будь очень осторожен. Его следует считать «живым». Как и все остальные «живые» документы, в целях безопасности непременно храни его в коробке с письмами.
Сожалею и надеюсь.
Эрик Сандерсон Первый
* * *
(Получено: 11 января)
Письмо № 110
Дорогой Эрик!
Правда ведь, он вроде бы неплохо читается, этот мой отрывок из дневника, где говорится о Клио и Греции? Я сам едва себя узнаю. Наверное, мне не удастся теперь написать что-нибудь подобное. Со мной покончено — я словно яйцо, из которого высосан желток: осталась одна только нетронутая и хрупкая скорлупа, с виду совсем такая же, как прежде, совершенно такая же, но больше ни в коей мере яйцом не являющаяся. Не знаю, все ли из того, что я пишу, имеет смысл. Добравшись до середины чего-нибудь, я вдруг обнаруживаю, что упустил одну из сторон. Словно пытаясь развесить на ветру огромное полотнище, я не могу удержать его все разом, и то одна, то другая его часть вырывается, хлопая вне пределов досягаемости.
Ты все еще со мной? Да и есть ли вообще на свете ты, теперь, после того как меня не стало? Я изо всех сил стараюсь не терять веры в это. И ты, Эрик, не теряй в меня веры. Если ты существуешь, то тебе требуется информация для выживания; мне же надо, чтобы ты верил в меня. Я убивал себя так медленно, что на это ушли целые годы, и я даже так по-настоящему и не понял, почему это произошло. Я не хочу умирать. Я боюсь смерти, но еще больше страшусь небытия. Помню одну вещь, которую сказала Клио, а я записал. Мы выходили из какого-то здания — то ли паба, то ли кинотеатра, то ли торгового комплекса, — и Клио сказала: «Хочу, чтобы мне на большом пальце ноги вытатуировали снизу смайлик». Я спросил зачем, и Клио пояснила: «Ну, когда я умру и мне на этот палец нацепят бирку, в морге это будет выглядеть забавно». Воспоминания вроде этого подобны цветной пыльце с крыльев какой-нибудь бабочки, осыпающейся мне в ладонь, а затем сдуваемой ветром. Наверное, Клио пришлась по душе идея насчет такой татуировки потому, что тогда что-то от нее самой, от ее чувства юмора просуществовало бы немного дольше даже и после того, как тело ее умерло бы и похолодело. Это было бы чем-то вроде шалости. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Не теряй в меня веры, Эрик.