— А у нас только что появились два котенка, — улыбнулась Клио. — И оба — мальчики.
— М-м-м, — сказала Джейн. — И как их зовут?
Я внутренне ухмыльнулся.
— Гэвин и Иэн, — сказала Клио.
Лица Джейн и Пола, с которых до тех пор не сходило выражение «как мы рады с вами познакомиться», словно бы осунулись, черты их стали слегка расплывчатыми. Это было нашим вознаграждением: мы с Клио затратили немало сил, подыскивая имена, которые могли бы вызвать именно такую реакцию. Имена, совершенно для котов не подходящие, абсолютно неуместные и все-таки допустимые, что не могло не сбивать с толку.
— М-м-м, — сказала Джейн, но только чуточку погодя.
* * *
— Утомительно, когда не знаешь людей, правда? — сказала Клио позже.
— Приходится даром тратить слова, — согласился я.
Мы пили «Зомби» на протяжении почти всего вечера. Я недоумевал, почему мы не набрались сильнее. Завтра, решил я, нам придется подналечь, чтобы как следует напиться. Какое-то время мы молча брели к палатке.
— Знаешь, о чем я думаю?
— Что мы как следует не опьянели?
— Хм, — сказал я. — Ты что, всегда знаешь, что у меня на уме?
— Да.
— Всегда?
— Именно так.
— Ну и ну, — сказал я. — Угадаешь, о чем я сейчас думаю?
— Это непристойно.
— Ну и ну, — снова сказал я. — Я поражен.
Она стиснула мою ладонь, потом отпустила ее и обвилась рукой вокруг моей талии, засунув пальцы в задний карман моих шорт. Потом склонила голову мне на плечо, и дальше мы так и шли.
Молния у нашей палатки была слегка испорчена. Скоро она сломается совсем, но в то время ее все еще можно было открыть, если ты знал, как это делается, если у тебя был подход. У Клио он был, у меня не было. Пока она обеспечивала нам доступ внутрь, я стоял, глядя, как крупные мотыльки вьются вокруг слабого электрического фонаря, время от времени об него ударяясь. Ночь целиком состояла из звезд, пустого пространства и запаха горелых насекомых. Ветра не было.
Мы занялись любовью, а когда кончили, Клио, меж тем как я все еще пребывал у нее внутри, согнула руки в локтях и улеглась мне на грудь — ее голова покоилась у меня на плече, а лоб касался моего подбородка.
Все ощущалось так ясно, все было донельзя сфокусированным и точным. Мои пальцы лежали на ее влажной спине, поверх ее ребер. Из-за моего дыхания ее тело приподнималось и опускалось, а из-за ее собственных вдохов и выдохов слегка натягивалась и расслаблялась ее кожа. Сопротивление наполнению моих легких: вес Клио в этом мире. Я убирал волосы с ее виска, следуя изгибу ее уха так нежно, как только мог, проводя рукою поверх обитающих там призрачных волосков, почти что их не касаясь. Это было всем, и в самой сердцевине всего пребывало простое, совершенное вот так, как оно есть.
Рука Клио пролезла у меня под спиной, и ее пальцы обвились вокруг моего плеча. Когда она наконец заговорила, я ощущал исходивший из нее воздух, превращавшийся в слова.
— Обещай, что оставишь меня, если тебе когда-нибудь это понадобится.
— Что? — Я изогнул шею, пытаясь ее увидеть. — Не говори глупостей, не собираюсь я тебя оставлять.
Она приподняла голову, и ее глаза встретились с моими.
Я нахмурился.
— Я не шучу, — сказала она. — Если тебе необходимо покинуть меня, если я делаю тебя несчастным, тебе надо просто так поступить, и все. — Она оперлась на локти и задвигала бедрами, освобождаясь от меня. — Ты должен пообещать мне, Эрик. Это очень важно.
— Эй! — Я потер ей руки. — Что такое?
Она долго на меня смотрела сверху вниз, и я всерьез стал опасаться, что она вот-вот заплачет.
— Эй! — снова сказал я, откидывая ей волосы с лица.
— Да ничего, — сказала она с расплывчатой улыбкой. Затем снова улыбнулась, на этот раз более узнаваемо. — Ничего, просто я не в себе.
Я обхватил ее руками, и она снова опустилась на меня. Мы держали друг друга в объятиях, и ее голова лежала у меня на груди.
— Ну же, — сказал я. — Выкладывай.
— Ты весь в поту, — сказала она, приподняв голову.
— Ты тоже.
Какое-то время мы так и лежали.
Я прислушивался. Снаружи палатки не раздавалось ни звука.
— Я бы не перенесла, если бы я тебя погубила, — сказала она.
— Клио, — сказал я, гладя ее по затылку, — ты же не можешь отвечать за все, что с нами произойдет.
* * *
Кофе в Греции пьют холодным, обычно без молока и без сахара, но туристам склонны подавать и то и другое. Его называют «фраппе», или «нескафе-фраппе», или просто «нескафе».
Мы, устроив себе выходной, сидели снаружи кофейни в городе Наксос,[3] глядя на гавань. Наксос называют зеленым островом, пусть даже в настоящее время он не очень-то зелен, хотя, с другой стороны, лето уже на исходе, а представление о том, что нечто может оставаться зеленым круглый год, является, вероятно, чисто английской особенностью. В любом случае, все относительно. На некоторых других греческих островах зелени гораздо меньше, там одни только скалы да песок. Если верить путеводителю, древние греки вырубили исконные леса на большей части своих островов и заменили их оливковыми деревьями. У оливковых деревьев попросту нет таких корней, которые могли бы позволить им удерживаться в почве на склонах, так что все это земное богатство оказалось смытым в море или обращенным в пыль, и теперь эти острова представляют собой лишь гребни каменистых гряд с разбросанными там и сям заплатами бурой травы и ящерицами.