— Ч-черт, — Я осторожно снял руки со штурвала и попятился.
Фидорус, стоявший на бушприте, опустил ружье — акула и бочки оставили нас позади.
Скаут повернулась к доктору:
— Вы и теперь скажете, что у нас «все под контролем»?
Доктор повернулся и слез со своего места.
— Даже хороший переводчик при работе с такими сложными концептуальными текстами не застрахован от ошибок, и время от времени они случаются. Это нормально. Любую ошибку можно исправить в сухом доке, а с некоторыми можно справиться и по ходу дела, в открытом море. Так что — «Да, да, да. У меня все под контролем». А теперь, если вы в силах держать под контролем собственные эмоции, я пойду и посмотрю, что можно сделать.
— Доктор, мы, все трое, только что слышали, как двигатель разорвало на куски. Придите в себя! Мы лишились хода посреди океана и к тому же кренимся. Я не очень хорошо разбираюсь в лодках, но я знаю, что, когда они начинают крениться, это обычно происходит из-за того, что трюмы наполняются водой.
— То, что мы знаем, не всегда соответствует истине. Истина — это, Скаут, сложный комплекс, особенно в этом месте, и у меня нет ни времени, ни желания садиться и объяснять тебе, как этот комплекс устроен. Если ты хочешь добиться успеха, тебе придется доверить мне исполнение моей работы, а самой заняться своей, понимаешь?
— Хорошо, договорились.
Только ответьте мне на один вопрос — в трюме течь?
— Незначительная. В концептуальную петлю встроены очистители, которые действуют в качестве помп и обеспечивают нормальное функционирование.
Доктор направился было с палубы, но Скаут ухватила его за рукав.
— Стойте! Значит, вчера эта лодка была цела и невредима, а сегодня нас на плаву поддерживают помпы?
— Можно сказать и так. Нижняя линия концептуальной петли цела, и поэтому, что бы ни происходило, затонуть мы не можем. Ты в состоянии это понять? Этого просто не может случиться.
— Что ж, славно, потому что на секунду мне показалось, что мы находимся на тонущей лодке, со сломанным двигателем, рядом с этой огромной чертовой акулой.
— Боже, — сказал я, — посмотрите…
Они повернулись ко мне, и я указал рукой в море.
Бочки завершали огромную пологую кривую по волнам и направлялись обратно, в нашу сторону.
Скаут задрала очки на лоб.
— Ч-черт. Возвращается. Он что — атакует нас?
— Ну, что бы он ни делал, я собираюсь угостить его еще одним выстрелом, — сказал Фидорус. — Скаут, привяжи третью бочку.
— Это принесет какую-нибудь пользу? — крикнул я вниз.
Фидорус поднял голову:
— Со всеми тремя бочками он продержаться не сможет. Мы его почти достали.
— Кто-то кого-то почти достал, — сказала Скаут, по-прежнему глядя в море и прикрывая глаза ладонью от солнца.
— Дороти!
— Есть, капитан!
Бочки, устремлявшиеся к нам, набирали скорость, и каждая из них выбрасывала над собой медузообразный водяной зонт. С навесной палубы я видел тень акулы, поднимающуюся к поверхности. Плавник снова высунулся из воды.
Фидорус, держа ружье у плеча, стоял на своей огневой позиции. Людовициан еще сильнее поднялся из воды, и я видел его широкую голову, подобные крыльям плавники, огромный плоский мускулистый хвост, мощно двигавший его к нам, — и все это было массивным, серым, непреодолимым.
— Он идет прямо на нас! — услышал я собственный крик. — Атакует лодку! Скаут, ухватись за что-нибудь!
Сам я вцепился в борт мостика.
— Боже! — крикнул доктор. — Держитесь!
Гарпун ударил людовициана в плавник, но он нисколько не замедлил хода — двигаясь все быстрее, он становился ближе, ближе и ближе…
Раздался хруст расщепляемого дерева, и «Орфей» сильно наклонился влево. Я цеплялся за крошечное ветровое стекло лодки, отталкиваясь ногами от ограждения мостика; Фидорус держался за поручень, меж тем как ведра, ящики, веревки и все остальное с грохотом полетело через палубу.
— Скаут!
— Со мной все нормально, все хорошо. — Ее голос донесся откуда-то с палубы.
Снизу глухо загромыхало нечто пустотелое — это бочки, прицепленные к людовициану, протаскивались под корпусом. На моих глазах третья — и последняя — бочка сорвалась за борт, последовал всплеск, и все три, шипя и поднимая брызги, заскользили прочь по бескрайнему океану.
«Орфей» качнулся, медленно выпрямляясь, а затем продолжил двигаться в том же направлении, кренясь на правый борт.
Я кое-как спустился по ступенькам и проковылял вокруг рубки. Фидорус и Скаут уже стояли возле лееров.
Скаут, мотая головой, сказала:
— Он снова нырнет.
— Он не сможет, правда? — обратился я к доктору. — Три бочки его удержат?
Фидорус обернулся ко мне, и я заметил, что его уверенность дала трещину.
— Нет, — сказал он. — Нет, я не знаю…
Бочки, уносившиеся прочь, неожиданно ушли под воду, оставив лишь замедляющийся бурун, что сам собой побежал по неподвижной, мертвой поверхности.
— Ч-черт! — сказала Скаут.
Я отвернулся от лееров, обвил ее руками, и она прижалась лицом к моему плечу. Я крепко ее стискивал, и она отвечала мне тем же.
— Ничего, — сказал я. — Мы разберемся, да? Мы разберемся со всем этим, доктор?
— Я не… я не знаю, — сказал он, все еще не отрывая взгляда от пустынного моря.
— Ничего, — сказал я снова, крепко обнимая Скаут. — Ничего, успокойтесь, мы что-нибудь придумаем.