— Так, обычный технический осмотр. Это, знаешь ли, довольно старая концептуальная модель. Но ты сказал — остров? Да, я его видел.
— А есть у вас какие-нибудь соображения на тот счет, как он там оказался?
— Совершенно никаких. Якорь забрал?
— Да, мы проверяли.
— А может быть, мы всю ночь лежали в дрейфе?
— Всю ночь? В таком случае нас могло бог знает куда занести. А наша акула?
— Об этом не беспокойся. У меня есть навигационное оборудование. Мы получим сигнал, когда бочка появится на поверхности. Как только она начнет всплывать, мы сможем ее отследить.
— Людовициан слишком долго остается на глубине.
— Это сильный экземпляр, но он не сможет оставаться там вечно. Не волнуйся, Эрик, мы по-прежнему задаем правила в этой игре. Понятно? Я рад, что вы все между собой уладили.
— Да. — Я обнаружил, что занят разглядыванием сучков в деревянном настиле. — Спасибо за одеяло.
— Что ж, мне показалось, что оно вам может пригодиться.
Я слегка покраснел.
— Ну а теперь, — сказал Фидорус с улыбкой, — вы, наверное, хотите чего-нибудь на завтрак, не правда ли?
Скаут сидела возле ноутбука Никто у транца лодки, когда я поднялся из каюты с парой банок пива и пакетом с шоколадным печеньем.
— Соединение по-прежнему работает, — сказала она, и я кивнул, присаживаясь рядом и протягивая ей одну из банок.
— У него есть какие-нибудь соображения, откуда мог взяться остров?
Я посмотрел вдаль. Остров выдавался из моря, как огромная выветренная светло-желтая кость. При взгляде на этот остров, на его очертания в моей душе возникало нечто такое, чего я не мог вполне…
— Эй! — сказала Скаут.
— Прости. — Я попытался прочистить голову, прогнать это чувство. — Да, я у него спрашивал. Он думает, что мы, может быть, дрейфовали всю ночь.
— Дрейфовали? — Она потянулась за своими солнечными очками. — Как это? В такую погоду?
Я посмотрел на нее, сбитый с толку.
— Ты море видел?
Я посмотрел за борт. Море было прозрачным и неподвижным, как стекло.
— Может, здесь есть подводные течения?
— Может быть, но остров-то мы бы издалека заметили, разве нет?
— Наверное, да, — сказал я, снова уставившись на горизонт.
Потом в глубине моего мозга провернулись, сцепившись зубцами, шестеренки, и я сумел идентифицировать это странное, посетившее меня чувство. Это было узнавание. Я понял, что видел этот остров раньше. Но как такое могло быть? Я не был туристом, любителем островов Греческого архипелага, Эриком Сандерсоном Первым. Я даже никогда не покидал родины. И никогда не видел никаких островов, разве что по телевизору. Почему бы мне мог припомниться какой-то остров? Потом откуда-то снова явилась эта фраза — «Орел и решка — реверс и аверс». Другая сторона все той же монетки. У меня было такое чувство, словно вокруг меня происходило что-то, превышающее возможности постижения. Я не мог настроить свой разум, чтобы это увидеть.
Скаут, теперь в солнечных очках, потягивала пиво, пристально глядя на остров. Прислонясь к ней, я был занят тем же самым, теряясь в мыслях о своем странном чувстве, о прошедшей ночи, об акуле, все еще плававшей где-то в морских глубинах.
Через несколько минут я поставил банку с пивом на палубу и стал подниматься на ноги, собираясь отправиться на поиски шляпы, кепки, панамки — чего угодно, — чтобы прикрыть макушку. Поднимаясь, я задел край банки, и она опрокинулась и покатилась прочь, разбрасывая по пути пенящиеся плевки пива. Банка ударилась о фальшборт с металлическим звуком: «чунг!».
Скаут подняла на меня взгляд.
— Что?
Она посмотрела на спокойное море, потом на пивную банку, потом снова на меня.
— Мы стоим неровно, — сказал я.
— Это крен. Мы кренимся.
Скаут поднялась, и мы вместе направились к краю палубы, где лежала банка, выплескивая пиво на леера.
Она было нагнулась, чтобы ее поднять, но остановилась и медленно выпрямилась снова.
— Ты это слышишь? — спросила она.
— Что?
— Прислушайся.
Звук был слабым и приглушенным, но совершенно отчетливым.
«Бурр-бурр, бурр-бурр».
По левому борту на поверхность вынырнула бочка.
32
Прощайте, испанские дамы!
На палубу вышел Фидорус, держа в руке какое-то механическое приспособление с клавишами и циферблатом, похожее на будильник.
— Бочка всплыла. Акула — близко.
— Знаем, — отозвалась Скаут. — Вон она.
Доктор нажал на кнопку, и звонки прекратились. Мы втроем сгрудились у лееров. Бочка лениво покачивалась на поверхности спокойного океана.
«Бурр-бурр, бурр-бурр».
— Что он делает?
— Делает? — Доктор взглянул на меня искоса. — Ничего не делает. Он всю ночь провел, пытаясь остаться под водой, а бочка в конце концов вытащила его наверх. Он устал.
— Так почему же он всплыл здесь?
— Что значит — почему?
— Из всех мест, где он мог бы оказаться в океане, почему людовициан выбрал именно это?
— Может, его здесь и нет, — сказала Скаут.
Он устал.
— Так почему же он всплыл здесь?
— Что значит — почему?
— Из всех мест, где он мог бы оказаться в океане, почему людовициан выбрал именно это?
— Может, его здесь и нет, — сказала Скаут. — Может, бочка плавает сама по себе.
— Эта бочка плавает там не потому, что людовициан умен, — сказал Федорус, — она там плавает, потому что он туп. Скаут, не могла бы ты подвести нас поближе? Эрик, тебе пора приготовить гарпун.