— Расскажите нам о голубях, мистер Ковач, — попросила Лула.
— Бесполезные паразиты. Я перестрелял сотни. Соседи нанимали меня, чтобы избавиться от голубей, которые собирались на наших крышах и верандах, шумели, гадили. Я хорошо делал свою работу. На своей крыше за пару дней пристрелил сто десять экземпляров этой летучей нечисти. Соседи спрашивали меня, почему это эта зараза мой дом облетает за милю — мой и дом моего брата Эрла, — и я сказал им правду. Я их перестрелял. Эрл тоже уже помер. Полгода назад от сердечного приступа. А его вдова так и живет там, по соседству с бывшим моим домом. Она-то глухая как тетеря, но Эрла голубиный гам сводил с ума. Он слышал их, даже если телик работал на полную катушку. У него бар был, тридцать лет он его держал, «Бойлмейкер» на Вайоминг-стрит. Крыша Эрла была любимым местом у голубей. Они там сидели денно и нощно. Мне гранату туда хотелось зашвырнуть.
— Если ваши соседи не возражали, — поинтересовался Сейлор, — почему ж ваш бизнес накрылся?
— Какая-то баба ехала мимо и увидела меня на крыше с ружьем. Она вызвала полицию, и меня арестовали. Решили, что я снайпер! В семьдесят три года! Ребята из общества ветеранов любят такие штуки. Копы ни хрена не поняли про голубей, про ущерб, который они наносят частной собственности. Я пытался объяснить это властям, но они и пальцем не пошевелили. Я подумывал яд разбросать, но побоялся, вдруг чья-нибудь кошка его сожрет. Черт возьми, у меня самого шесть кошек было. Поэтому я перешел на двадцать второй, от него шума поменьше и патроны были дешевые.
— И в чем вас обвинили? — спросил Сейлор.
— В сокращении поголовья птиц. Сто долларов штрафа и приказ прекратить это дело. А ведь голуби переносят заразу и пачкают все вокруг. Сами видите, одна грязь от них.
Кович встал, положив на стойку несколько монет. Он был крупный мужчина, шесть футов, два дюйма, несмотря на то что немного сутулился. Для человека, разменявшего восьмой десяток, в нем чувствовалась недюжинная сила. Словом, крепкий был старикан.
— Это серьезное дело, почти война, — добавил он. — Конечно, не как у турок с армянами или там у арабов с евреями, но я хочу, чтоб люди помнили обо мне и о том, что я сделал, и продолжили мое дело, когда меня не станет. Кто-то должен этим заняться. Рад с вами познакомиться, ребятки, Ида ждет меня.
Когда старик ушел, Лула заказала еще пончик с желе и кофе.
— Как-то раз в заведении «Мир пончиков», — сказала она Сейлору, — я увидела, как здоровенный таракан ползет по взбитым сливкам, которые я уже оплатила. Я сказала официантке, а она говорит, мол, ей очень жаль, но скидок на такие блюда они не дают. Если б там был мистер Кович, он бы, наверно, вытащил свою пушку и ухлопал таракана на месте.
Сила и скорость
— «Я больше с места не двинусь».
— Ты это о чем? — удивился Сейлор.
— Я просто читаю. В «Таймс-Пикчн», — сказала Лула. — Про Малышку Еву, которая пела эту песенку «Движение», она была хитом, еще когда нас и на свете не было.[1]
— Неплохая песенка, — отозвался Сейлор. — И что там пишут?
— «Малышка Ева придумала новый танец», — прочитала Лула. — «Я больше не хочу никуда двигаться, — заявила Ева Бойд, протирая стойку в «Ганцис гриль», негритянском ресторане в Кингстоне. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как юная Малышка Ева заняла верхнюю строчку в хитпарадах с песенкой «Движение». «Я не пою для желторотых юнцов», — сказала сорокатрехлетняя Бойд в последнем интервью. Она все еще поет гимны в церковном хоре и собирается выпустить пластинку.
Она все еще поет гимны в церковном хоре и собирается выпустить пластинку. «Голос у нее по-прежнему как у соловья, — сказала официантка Лорейн Джексон»».
— Приятно слышать, что она не завязала с пением, — заметил Сейлор, — это ведь дар.
Они с Лулой сидели на скамейки у Миссисипи, глядя, как баржи и грузовые суда скользят по воде. Был уже поздний вечер, но небо еще багряно пылало, яркое и нежное.
— Не стоит нам слишком долго ошиваться в Орлеане, — сказал Сейлор. — Наверняка они первым делом сюда сунутся.
Лула свернула газету и положила ее рядом с собой на скамейку.
— Не представляю, что мама может с нами сделать, — вздохнула она. — Ей остается только похитить меня, иначе нас с тобой не разлучить. А тебя прищучат за нарушение правил досрочного освобождения. Небогатый выбор.
— Ты знаешь Придурка Тейлора, что ошивается у магазинчика «Береги монету»?
— Такой беззубый? Он еще улыбается так по-уродски и все время повторяет: «Если у человека есть собака, он не одинок». Только у него нет никакой собаки.
— Он самый.
— И что с ним?
— Тебе случалось с ним разговаривать?
— Да нет, с чего бы. У него такой вид, точно он только что из помойки выполз. И воняет примерно так же.
— Когда-то он был профессиональным бейсболистом. Играл в основном в провинциальных командах юга. Он мне рассказал, как лет сорок назад в Алабаме он играл против черной команды из Бирмингема, у них был потрясающий молодой центровой, любой мяч мог поймать. На поле, где они играли, не было загородки, и никто из команды Придурка не мог перебросить мяч через голову того парнишки. Он носился как заводной, подскакивал и хватал мяч в воздухе, словно пушинку. После игры Придурок поговорил с ним и выяснил, что ему всего пятнадцать лет.