— С позволения доктора и инспектора я бы хотел, чтобы мы с вами поговорили с Нордхиллом, — сказал я. — Если он ответит на несколько моих вопросов, то вы, дорогой Каррингтон, поймете, кто кого и за что убил. И как. И когда.
— Вы только что сказали, сэр Артур, — дипломатично заметил Каррингтон, — что считаете убийцей не Нордхилла, который имел все возможности это сделать, а Шеридана, который сделать этого не мог никак.
— Альберт хотел спасти Эмму, но потерпел поражение, и нам нужно сейчас поддержать его, а не подвергать моральным мучениям.
Каррингтон промолчал, обдумывая мои слова и, конечно, не увидев в них логики и смысла. Между тем в холле Появились доктор с инспектором. Филмер отдал несколько Распоряжений своим подчиненным и подошел к нам, а Берринсон с мрачным видом остановился у окна и принялся смотреть в сад, размышляя скорее всего о репутации своей лечебницы.
— Господа, — сказал инспектор, — я не настаиваю на том, чтобы вы уехали, но, согласитесь, ваше присутствие здесь уже не имеет смысла.
Убийца надежно заперт в Палате для буйных, официальное расследование состоится завтра, но решение коронера вполне очевидно, и до суда этот тип будет биться головой о мягкие стены. Надеюсь, он их не проломит.
Инспектор был возбужден сверх всякой меры, и убеждать его в том, что не Нордхилл убил несчастную девушку, было бессмысленно так же, как бессмысленно останавливать руками несущийся на всех парах локомотив. Лучше всего было бы, конечно, дождаться, когда инспектор уедет, и поговорить с доктором, но, судя по виду Берринсона, произошедшая трагедия так его надломила и поставила в такую эмоциональную зависимость от Филмера, что говорить с врачом было совершенно бессмысленно.
— Надеюсь, что не проломит, — согласился я с инспектором. — Мы с мистером Каррингтоном уедем двухчасовым поездом, но перед этим, с вашего, конечно, позволения, хотели бы задать Нордхиллу несколько вопросов.
— Хотите посмотреть в глаза убийце, сэр Артур? Профессиональный интерес литератора? — рассмеялся Филмер, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. — Не боитесь, что Нордхилл на вас бросится? Он, говорят, колотит в дверь. Нет-нет, можете не прислушиваться, ничего не слышно, дверь обита войлоком. Хотел бы я иметь подобную комнату в нашем участке, а то порой бродяги и подвыпившие фермеры так вопят, что…
— Значит, вы не возражаете? — прервал я поток глупостей, изрекаемых Филмером.
— Возражаю? Против чего? — Инспектор был так доволен собой, что, похоже, даже не расслышал моей просьбы.
— Против нашего краткого разговора с Нордхиллом, — повторил я.
Филмер нахмурился, а доктор, услышав мои слова, произнесенные, каюсь, слишком громко, обернулся к нам и сказал, будто бы ни к кому не обращаясь:
— Успокоительное наверняка уже начало действовать, и если кто-нибудь желает снять с этого человека показания, то делать это необходимо сейчас, поскольку через полчаса разговор станет невозможным.
— Не вижу смысла, — пожал плечами Филмер, так же, как и доктор, ни к кому конкретно не обращаясь и глядя в пространство между мной и Каррингтоном. Бывший полицейский неожиданно откашлялся и, бросив недавно раскуренную сигарету в пепельницу, сказал сухим, не допускающим возражений тоном:
— Если вам нужно официальное распоряжение из Скотленд-Ярда, я могу его доставить в письменном виде. Правда, это займет время, и расследование окажется в затруднительном положении.
— Мы не нуждаемся в том, чтобы Скотленд-Ярд вмешивался… — запальчиво начал Филмер, но с каждым словом голос его звучал все тише, до него очень быстро доходило, что связи Каррингтона могут доставить провинциальному инспектору много ненужных неприятностей. — Ну хорошо, — неохотно согласился Филмер. — Если доктор не возражает…
Больше всего доктор хотел бы вообще не слышать об этой истории. Только что на его глазах санитары погрузили в черный лимузин завернутое в простыню тело бедной Эмилии Кларсон, и машина с ревом умчалась по дороге в сторону Туайфорда.
— Через полчаса, — повторил Берринсон свою последнюю фразу, — говорить с Нордхиллом будет бессмысленно. Придется отложить… А завтра разбирательство… Идите за мной, господа. Только имейте в виду, старший инспектор, и вы, сэр Артур: как только я подам знак — вот так, подниму руку ладонью к вам, — прекращайте все разговоры и покидайте палату.
— Конечно, — согласился я.
— В палате не курят, — напомнил доктор, и мы с Каррингтоном согласно кивнули.
Берринсон пошел вперед, мы — за ним, и замыкал нашу группу инспектор, недовольный тем, что инициатива в который уже раз за прошедшие сутки ускользнула из его рук.
Мы прошли мимо палаты Нордхилла, дверь в нее была приоткрыта, и я успел разглядеть, что там меняют постельные принадлежности — похоже, доктор был уверен в том, что сюда Альберт не вернется. В конце коридора оказалась дверь на лестницу, и мы спустились в подвальное помещение — не скажу, что сырое, но довольно мрачное, хотя, вероятно, и это впечатление возникло из-за понимания того, что находишься под землей. Короткий коридор был аккуратно побелен, и в конце его (по-моему, в точности под кабинетом доктора Берринсона) находилась дверь, даже на вид гораздо более прочная и массивная, нежели двери палат на первом этаже. Здесь никого не было, но, когда мы подошли, откуда-то (может, он спустился следом за нами?) возник санитар и протянул доктору ключ.