— Какой еще «репродуктивный возраст»? — взмолился пан Щепан.
Допустим, зачать смогла одна женщина на тысячу… По статистике технозон, женских клонов репродуктивного возраста на планете сейчас не полмиллиарда, а двести или двести десять миллионов, получается два миллиона детишек в ближайшей перспективе…
— Какой еще «репродуктивный возраст»? — взмолился пан Щепан. — Ты спятил?
— Самый обыкновенный. От четырнадцати до сорока лет, по моим весьма грубым прикидкам. Сразу вычитаем миллион — младенческая смертность, неудачная беременность, осложнения при родах. В результате нам придется иметь дело всего с…
— Хватит! — Щепан громыхнул кулаком по столу. Кружки подпрыгнули. — Не смешно! Лучше подумай, каким образом организм клона смог произвести жизнеспособную яйцеклетку!
— Ничего особенно сложного. — Я пожал плечами. — Анатомически простица ничем не отличается от обычных женщин, аппарат размножения в наличии, но только он не действует. У мужчин то же самое. Однако анализы спермы законного супруга нашей гостьи доказали: небольшая часть сперматозоидов… кхм… активна и способна к оплодотворению. Версию о непорочном зачатии — сиречь партеногенезе — можно смело отмести. Ответить на вопрос «почему?» я не в состоянии. Наиболее разумным представляется нарушение технологического цикла при производстве клонов. Бракованная партия.
— Придется немедленно проверить всех особей этого этнического типа, — нахмурился Щепан.
— Как вы себе это представляете? Компьютер центра наблюдений обработал мой запрос по данной партии, производство велось в 3245 году, общая численность — тридцать пять тысяч, пятнадцать тысяч женщин и двадцать тысяч мужчин соответственно. Расселены в Моравии, Остмарке и на островах Грюнзее. Да мне столетия не хватит, чтобы обследовать всех и каждого!
— Верно, — тяжко вздохнул пан Щепан. — По-моему, мы в очередной раз влипли. Сначала невиданные чудовища, потом эта странная история с наследником Визмара, а теперь еще и размножающиеся простецы. Куда катимся, а?
— В Готии меня уверяли, что к Концу Света. Хотите выслушать мое мнение? Пожалуйста. Любая сложная система, включая нашу «Легенду», подвержена энтропии значительно больше, чем системы простые. «Легенда» саморазрушается, разделяется на отдельные линии развития. Природу перехитрить очень сложно, да что там, практически невозможно! Мы рискнули, создали искусственную вселенную из искусственных существ и возжелали ее «заморозить», сделать статичной и предсказуемой. Эдакая огромная игрушка. Но живой материал предрасположен к эволюции. Эволюцию мы сейчас и наблюдаем — жизнь победила сухую науку, нашла способ обойти наши запреты и пренебречь контролем создателей.
— Думаю, в ближайшие несколько лет мы станем свидетелями захватывающих событий, — поддержал меня Щепан. — Жаль, что в Университете этого не понимают и пытаются всеми силами восстановить управление процессом. Нам остается лишь безучастно наблюдать. Вот что Николай, поезжай-ка ты в Бороградек, загляни в соседние деревни, осмотрись — я убежден, этот прецедент не единственный и вскоре нам придется иметь дело с очень крупными осложнениями…
— Поутру отправлюсь, — кивнул я. — А что делать с сегодняшней простицей? Идею о ликвидации я отвергаю как бесперспективную и неэтичную.
— Ты умеешь принимать роды?
— Нет.
— И я не умею. Временно простецы останутся здесь, понаблюдаем.
— И я не умею. Временно простецы останутся здесь, понаблюдаем. В крайнем случае переправим на Граульф — пусть там разбираются.
— Опять перекладываем ответственность на других?
— Естественно! Поскольку мы, наблюдатели, сейчас лишены всех прав и привилегий. Отлично, Университет получает возможность принять на себя полную ответственность! А я умываю руки, подобно одному скандально знаменитому прокуратору Иудеи!
* * *
Я традиционно поужинал в кабачке «У Злой Клары» на улице святого Германа — обрадовал хозяйку своим появлением после долгого перерыва и получил роскошный стол: по моему мнению, Клара являлась гением кулинарии, ей не таверну содержать надо, а трудиться при королевских кухнях! За перепелов в сметане с грибами любой гурман душу продаст, я уж не упоминаю про овощной суп с сырными клецками, яблочные пирожки и восхитительное черное пиво, славящееся на все княжество.
Клара почему-то считает, что в замке его светлости меня злодейски морят голодом, и всегда кормит на убой, попутно излагая городские сплетни, каковых за минувшие три недели накопилось предостаточно. Меня мало увлекали амурные похождения местной богемы и школярское хулиганство — Дольни-Краловице веками славился своими учебными заведениями и, как следствие, буйством вагантов, — я предавался чревоугодию и ожидал, что хозяйка затронет одну из интересующих меня тем.
Я люблю пани Клару Волошкову за полное отсутствие комплексов: не часто встретишь женщину из благородных, решившую содержать кабак и дом свиданий, открыто состоящую в игривых отношениях с простецом и свысока плюющую на условности и традиции неофеодализма. Кроме того, она была для меня чем-то наподобие городского информационного центра: Клара в курсе всех событий, тайн для нее не существует, а сведения всегда проверены. Жаль только, что она чересчур увлекается светской хроникой.