— Брат Игорь, — тихонько позвал Ирайр, подойдя к воротам.
Привратник, который сидел около ворот на толстой колоде и что-то плел из веревочек, поднял голову.
— Слушаю тебя, человек, — он ко всем обращался именно так.
— Я хочу спросить…
— Спрашивай.
— Почему отец Дитер в разговоре со мной привел в качестве примера цепь?
Привратник перестал плести и внимательно посмотрел на Ирайра.
— А что тебя удивляет? Ирайр слегка смутился.
— Ну, мы, конечно, начали послушание все вместе, но ведь мы же совершенно разные люди. Мы даже не были знакомы друг с другом до того, как появились в монастыре. И каждый из нас пришел сюда по сугубо личным причинам. Какая между нами связь, если мы пришли сами по себе и, как мне кажется, уйдем также?
— Нет, — коротко ответил брат Игорь.
— Что? — не понял Ирайр.
— Вы были сами по себе. До того как пришли в монастырь. Однако Господь привел вас сюда не только в один день, но и в один час. И теперь вы — одно. Если у вас получится им стать. Но отдельно друг от друга вы не сможете ничего достигнуть. Такова воля Его. А кто мы, чтобы противиться Его воле?
Ирайр задумался. Аргументы брата Игоря звучали странно. Но он еще дома начал подозревать, что та логика, которая раньше казалась обычной, естественной, да что там говорить, единственно возможной, на самом деле всего лишь некий частный случай чего-то более общего. И что если человек приводит аргументацию, которая кажется тебе непонятной или неестественной, то отнюдь не всегда он порет чушь и несет ахинею.
И что попытка разобраться в этой, кажущейся чужеродной логике будет как минимум небесполезной…
Следующие несколько дней оказались для Ирайра и похожи, и не похожи на все предыдущие. Он вдруг поймал себя на том, что с каждым днем все реже думает об уходе из монастыря, как это было до разговора с преподобным, а наоборот, открывает для себя все новые и новые уроки, извлекаемые из, казалось бы, совершенно обыденных вещей.
А спустя неделю к ним опять наведались гости…
В тот вечер они пришли с поля довольно поздно. Брат Игорь как-то очень умело раздавал им дневные задания — точно по силе и выносливости. А поскольку теперь, на третьем месяце пребывания в монастыре (а уж тем более после недавнего инцидента с комиссаром), никто уже не пытался сачковать и демонстрировать, как ему тяжело, как ему плохо, да и вообще «невместно» этим заниматься, они заканчивали свои грядки практически одновременно. И за ужин (который был одним из двух приемов пищи в монастыре и, чего уж там, наиболее ожидаемым, ибо завтрак, пусть он был более скудным, они поглощали после ночного отдыха, а вот ужин — после тяжкого дневного труда) они принимались все вместе. Как правило, на берегу того пруда, который был для них душем, ванной, посудомойкой, прачечной и… курортом что ли. Во всяком случае, большинство тех редких мгновений, что у них считались вроде бы свободными, они проводили именно у пруда. Ужин, состоявший из плошки бобовой каши, куска черствого хлеба и кружки горячего травяного взвара, брат Игорь приносил им прямо в кельи, но они почти сразу же выбирались на воздух. Тем более что плошку и кружку после ужина все равно надо было мыть в пруду.
В тот вечер они, как обычно, трапезничали у пруда. Как всегда, первым с ужином покончил неприметный. Он вообще ел очень быстро. Но как-то аккуратно. Как будто давно привык так питаться — скудно и без особых удобств. Ирайр, со своим военным прошлым, и то почти всегда отставал от него на пару-другую ложек. А манеры женщины и «мажора» за это время претерпели немалые изменения. Поначалу они не ели, а жрали, давясь и захлебываясь, не в силах противостоять воплю желудка и старались как можно скорее набить опустевшее брюхо. Наевшись, начинали рыскать голодными глазами по сторонам, тоскливо отводя взгляд от травы и ветвей деревьев. Похоже, в своей прежней жизни им ни разу не приходилось испытывать чувство голода, и они совершенно не представляли, как его можно обуздать… Ну а теперь они ели медленно, не торопясь, смакуя каждую ложку и тщательно пережевывая каждый полуразварившийся боб, стараясь на возможно большее время растянуть это немыслимое удовольствие — Целую Плошку Бобовой Каши.
Так что этот вечер почти ничем не отличался от остальных. За исключением того, что они трапезничали уже в абсолютной темноте.
Ирайр так и не понял, что так насторожило неприметного. Вот только что он сидел на корточках у самой кромки воды, тщательно ополоснув свою плошку, как вдруг вскочил на ноги и замер, ощупывая цепким взглядом сгустившуюся темноту. Женщина и «мажор» оторвались от еды и недоуменно завертели головами. Ирайр тоже начал вглядываться в темноту, но ничего не увидел. Однако спустя пару мгновений с той стороны, куда смотрел неприметный, послышался издевательский смех.
— А у тебя по-прежнему хорошее чутье, Волк…
Неприметный медленно выпрямился.
— Тебя послал сениор Кастелло?
— Это не важно, — ответили из темноты, — главное, ты знаешь, за что сейчас умрешь.
— Послушай, — заговорил неприметный, — я все понимаю. Но они — не виноваты. К тому же они тебя не видели. Зачем…