Другое новое правило, говорит механик, заключается в том, что отныне все бойцовские клубы будут бесплатными. Вход не будет стоить ничего.
Механик выкрикивает в открытое окно встречным машинам, и поток воздуха, шуршащий по обшивке, заглушает его слова:
— Нам нужны вы, а не ваши деньги. Механик выкрикивает в открытое окно:
— Пока ты в бойцовском клубе, не имеет значения, сколько денег у тебя на счету в банке. Где ты работаешь — не имеет значения. Есть ли у тебя семья — не имеет значения. Кто ты такой — не имеет значения.
Механик выкрикивает в открытое окно:
— Твое имя не имеет значения.
Обезьянка?астронавт на заднем сиденье подхватывает:
— Твои проблемы не имеют значения.
Механик выкрикивает:
— Твои проблемы не имеют значения.
Обезьянка?астронавт восклицает:
— Твой возраст не имеет значения.
Механик выкрикивает:
— Твой возраст не имеет значения.
И тут механик направляет машину на встречную полосу, и огни встречных машин наполняют салон, холодные, словно штыковые удары. Сначала одна машина, а затем другая, мчатся на нас лоб в лоб, вереща клаксонами, но механик успевает уклониться в сторону и избежать столкновения.
Фары надвигаются на нас, огромные, гигантские, завывают клаксоны, но механик устремляется в самую гущу света, звука и шума.
— Твои ожиданья не имеют значения.
Никто не подхватывает эту заповедь.
На этот раз уклоняться приходится уже встречной машине.
Еще одна машина надвигается, мигая дальним светом, водитель жмет на сигнал, а механик выкрикивает:
— Спасенья нет.
И на этот раз механик не уклоняется от столкновения, позволяя это сделать встречной машине.
Еще одна машина, и вновь механик выкрикивает:
— Рано или поздно ты умрешь.
На этот раз, как только встречная машина сворачивает, механик кидает рулевое колесо в ту же сторону. Машина снова пытается уклониться, но механик опять идет ей наперерез.
В такие мгновения все у тебя внутри тает и растворяется. В такое мгновение ничего не имеет значения. Посмотри на звезды — и ты пропал. Твое имущество не имеет значения. Ничего не имеет значения. То, что у тебя дурно пахнет изо рта, не имеет значения. Снаружи темно, и гудят встречные машины. Тебе мигают в лицо дальним светом, и, возможно, тебе уже никогда не придется ходить на работу.
Тебе уже не придется ходить в парикмахерскую.
— Быстрее, — говорит механик.
Встречная машина сворачивает в сторону, и мы вновь пытаемся ее перехватить.
— Что бы ты хотел сделать, — спрашивает механик, — перед смертью?
На нас вновь надвигается, завывая, встречная машина, но механик даже не смотрит вперед, он смотрит на меня и говорит:
— Десять секунд до столкновения.
— Девять.
— Восемь.
— Семь.
— Шесть.
Работа, говорю я. Я хочу уволиться с работы.
Машина сворачивает в сторону, но механик на этот раз не пытается ее перехватить.
Впереди возникают новые и новые огни. Механик поворачивается к трем обезьянкам на заднем сидении.
Он говорит им:
— Эй, обезьянки?астронавты, вы видели, как играют в эту игру. Решайся сразу, а то так и умрешь.
Справа нас обгоняет машина со стикером на бампере, на котором написано: «Я вожу лучше, когда пьян». В газетах писали, что одним прекрасным утром на тысячах машин появились эти стикеры. На других стикерах написаны такие лозунги как: «Пьяные водители против материнства» или «Все животные подлежат вторичной переработке».
Я читаю газеты и понимаю, что это сделал либо «Комитет Неповиновения», либо «Комитет Дезинформации».
Сидящий рядом, со мной механик подтверждает: да, все это часть «Проекта Разгром».
Три обезьянки?астронавта молчат у нас за спиной.
«Комитет Неповиновения» печатает карточки с правилами безопасности, которые вкладываются на самолетах в карманы на спинках кресел, на которых изображены пассажиры, дерущиеся за кислородные маски, в то время как реактивный лайнер падает на скалы со скоростью тысяча миль в час.
Комитеты неповиновения и дезинформации соревнуются, кто из них первыми разработает вирус, который заставит банкоматы изрыгнуть из себя поток десяти и двадцатидолларовых бумажек.
Прикуриватель уже достаточно разогрелся, и механик просит меня зажечь свечи на праздничном торте.
Я зажигаю свечи, и над тортом вспыхивает маленький огненный нимб.
— Что бы ты хотел сделать перед смертью? — спрашивает механик и направляет машину навстречу грузовику.
Водитель грузовика давит на сигнал, снова, и снова, и снова, а фары надвигаются на нас, озаряя улыбку на лице автомеханика.
— Загадывайте желания, да быстрее, — говорит он, бросая взгляд в зеркальце на трех обезьянок?астронавтов на заднем сидении. — От небытия нас отделяют пять секунд.
— Раз, — говорит он.
— Два.
Грузовик надвигается на нас, словно сверкающая и ревущая гора.
— Три.
— Научиться ездить верхом, — доносится с заднего сидения.
— Построить дом, — говорит другой голос.
— Сделать татуировку.
Механик отвечает:
— Уверуйте в меня и обретете смерть вечную.
Мы опоздали. Механик сворачивает в сторону, и водитель грузовика — тоже, но задние стабилизаторы «корниша» цепляются за бампер грузовика.
Разумеется, сразу я не понимаю, что произошло. Я вижу огни грузовика, уносящиеся вдаль, меня швыряет на дверь, а затем на торт и на механика за рулем.