Сказал Левкипп:
— Ему не удалось убежать. Бык Ашшура держал его при себе.
— Он умер как подобает воину, — произнес Пианхи, но Хоремджет покачал головой:
— Он не был воином. Он умер как благородный муж.
— Как человек чести, — добавил Тутанхамон.
— Если чезу позволит… — начал Давид.
— …мы его похороним, — продолжил Левкипп.
— И воздадим ему почести, — молвил Кенамун. — Кто знаком с погребальным обрядом ассиров? Мумий они не делают… Может быть, сжигают мертвых?
— Он не ассир, он — вавилонянин, — напомнил Хоремджет. — У них хоронят в земле. В особых местах, посвященных богу смерти.
— Мы — в Стране Запада, где царствует Осирис, справедливый и милосердный судья умерших, — сказал Тутанхамон, наш лекарь и жрец. — Здесь его земли, и любое место подходит для погребения.
Я согласно кивнул.
— Копайте яму! И пусть она будет глубока, чтобы буря не мешала ему спать, а сметающий пески ветер не добрался до его тела.
Когда могила была готова, мы опустили в нее Гимиль-Нинурту. Хоть был он в черной тунике СС, но ни к Ассирии, ни к воинству ее не относился; он был шуррукин, египтолог, наставник Вавилонской Академии. Он был наш, ибо сердце его принадлежало Та-Кем. Пусть не в гробнице он упокоился и не в долине Хапи, но все же в нашей земле, и Кенамун с Тутанхамоном пропели над ним заупокойные гимны.
А потом мы подняли оружие и дали залп в темнеющее небо.
Глава 12
Цезария
Серые каменные стены, серые башни, рвы глубиной в три человеческих роста, опускные решетки, перекрывающие врата, редуты с пушечными батареями и всюду золотые орлы — на зубчатых стенах, на знаменах, над воротами и бойницами… Солдаты в круглых касках, большей частью нумидийцы и ливийцы, но с выправкой легионеров — шагают стройными рядами, тянут носок до колена, и перед каждой центурией — орел на древке… Посередине крепости квадратный плац, называемый преторием, с юга — дом прокуратора, на севере, ближе к римским родным палестинам — святилище Юпитера, с двух других сторон — казармы и жилища воинских чинов…
Это Цезария.
Все строго и сурово, все вылизано до блеска, надраено и начищено. Римляне — люди особой формации: обстоятельные, приверженные великим идеям и собственному образу жизни. Еще очень деловые — у таких пиастр меж пальцев не проскочит. Тем более господство над миром — или хотя бы над его западной половиной.
Пестрые улицы, что тянутся от крепостных стен, многоэтажные дома, дворцы и виллы богачей, кабаки и харчевни, лупанары, где сириянки пляшут голыми, где можно купить любую женщину — из Палестины, из Та-Кем, из Вавилона или Греции, даже кушитку, коль придет такая блажь… Гавань, полная судов, склады, лавки и таверны, вино и пиво, жареная рыба, мясо на вертеле, звон чаш, стук кружек… Торговцы, потаскухи, разносчики, менялы, смуглые хищные мореходы, то ли контрабандисты, то ли пираты…
Это тоже Цезария, другая ее часть. Она окружает цитадель широким полукольцом; город, выросший у крепости, и главный человек здесь солдат. Разумеется, солдат с деньгами — кому нужен воин, прокутивший жалованье? Римляне терпят эту вторую Цезарию, ибо они, как я сказал, люди деловые. А деловой человек не станет нарушать круговорот серебра: из сундуков прокуратора — в солдатские карманы, из карманов — в руки кабатчиков и шлюх, а от них, в виде непременной дани, снова в казенный сундук. Но не все, не все; кто заботится о благе государства, тот и себя не забывает. Иначе какой же он деловой?
Цезария… Мы шли сюда от Темеху пять дней, прокладывая путь среди песков, россыпей щебня и невысоких утесов. Могли бы добраться быстрее, но на день задержались в Хенкете — раненым был нужен отдых. Теперь мы здесь. Не скалы и пески окружают нас, а крепостные стены и дома.
Я — в триклинии прокуратора Юлия Нерона Брута. С нами мой давний знакомец Марк Лициний, трибун, начальник гарнизона, и еще один римлянин — его длинное имя я не запомнил. Крысс или Красс Вольпурний чего-то там… Он не из военных, он казначей у Юлия Нерона. Как и положено казначею, руки у него повернуты к себе, тело тощее, а рожа кислая. Глядя на него, я думаю: вот человек, на которого плюнул Амон. Может, не плюнул, а помочился?.. И не Амон, а шакал Анубис?..
Мы возлежим у длинного стола с блюдами, кубками и вместительной амфорой фалернского. Такой обычай у римлян — возлежать во время еды, чтобы выпитое и съеденное не проваливалось в желудок, а двигалось туда неторопливо и с достоинством. На угощение прокуратор не поскупился: тут и редкая птица индейка, исходящая паром, и миланские колбасы, и окорок из Неаполя, и страусиная печенка, и сицилийский медовый пирог в пять пальцев толщиной. Кроме вина пьем мы соки из апельсинов и яблок — что, по мнению римлян, способствует пищеварению.
— За твой благополучный исход! — Юлий Нерон поднимает кубок. — За то, что ты прошел Восточную пустыню, прошел Западную, и очутился там, где нужно — в Цезарии! Живым, хвала Юпитеру!
Мы закончили с едой, теперь пьем и беседуем. Говорим на латыни, которой я владею достаточно сносно. Я уже поведал сотрапезникам о своих обстоятельствах, о сидении в каменоломне, внезапном бегстве, переправе через Хапи, скитаниях в песках пустыни и битвах с ассирами. Словом, о всех передрягах и бедах, из коих я вышел живым. Так что тост прокуратора вполне уместен.