И правда, мы вышли к участку дороги, расчищенному от завалов. Дорога вела к пристани, а рядом, на самом берегу, был возведен большой сарай — то и другое совсем недавние постройки. Я понял это мгновенно — по свежим бревнам и доскам, отливавшим в лунном свете белизной.
На пристани стоял Руа и махал руками. Потом он закричал:
— Осторожнее, семер! Здесь…
Из сарая ударила очередь, Руа схватился за грудь и осел на белые доски.
— Огонь! Мерира, Левкипп! Атакуем!
Мой голос слился с грохотом выстрелов. Хайло, сорвав с плеча пулемет, поливал сарай свинцом, со всех сторон к строению бежали люди, Иапет, размахнувшись, метнул гранату, вспыхнуло пламя взрыва, и угол сарая обвалился. Мы ворвались внутрь, в темноту, в которой сверкали вспышки выстрелов и метались человеческие фигуры. Маджаи, понял я, разглядев черные лица и форму в желтых и синих полосках.
Их было десятка три — в полумраке и сумятице схватки выяснить точнее я не мог. Двое чернокожих навалились на меня, но Иапет полоснул одного клинком по горлу, другого, выстрелом в упор, прикончил Давид. Хайло схватился с рослым маджаем, буркнул: «Мать твою Исиду!» — и сломал ему хребет. Затем он принялся орудовать пулеметом как дубиной — враги отлетали от него с разбитыми черепами и сломанными костями. Нахт, Пауах и люди Мериры шли за ним точно за танком, деловито добивая раненых. Я услышал голос Хоремджета — мой помощник приказывал Левкиппу окружить сарай и отстреливать убегавших.
Маджаи, которых Рука Гора вербует за Вторым порогом, неплохие бойцы. Главное их занятие — поддерживать порядок в городах, патрулировать окрестности и карать бунтовщиков и воров; они свирепы, безжалостны, скоры на расправу и ловко орудуют палками и бичами. Для мирных и робких людей они — гроза, но в схватке с опытными солдатами стоят немногого. Настоящие солдаты хладнокровны и помнят, что дело их — не разгонять толпу, не хватать и вязать, а убивать. Так что мои воины резали чернокожих без больших хлопот. Деваться тем было некуда: в сарае — люди Мериры, а за его стенами поджидал Левкипп.
Но что тут делали стражи порядка? Стерегли причал да пустой сарай?..
Подумав об этом, я распорядился:
— Всех не убивать. Хоремджет, мне нужны пленные.
С этими словами я вышел вон и направился к пристани. Две тени, Иапет и Давид, скользнули за мной. Над сараем кружил попугай, ронял зеленые перья, вопил: «Вперред, брратва!» Потом опустился на плечо Давида и смолк.
Руа лежал на спине, в кровавой луже, и его стекленеющий взгляд был устремлен в небеса. У пристани покачивались барки, два больших плоскодонных судна, на которых перевозят грузы по Реке. Нам и одного такого бы хватило. Знал бы я об этом транспорте, не отпустил бы вьючных животных… Ну, что сделано, то сделано.
Хоть Руа глядел уже в лица Сорока Двух Судей, но меня узнал. Губы его, бледные, посиневшие, шевельнулись:
— Маджаи, семер… схватили меня… Но я им сказал… сказал…
На губах Руа вздулся и лопнул кровавый пузырь, его глаза закатились.
— Мертв, — промолвил Иапет.
— Боже, будь к нему милостив, — сказал Давид. — Он нас спас, семер.
— Он нас спас, семер.
Воистину так! Неглупый человек командовал маджаями: поставил Руа под прицелом как приманку, а чернокожим велел попрятаться в сарае. Подошли бы мы к судну всей толпой, стали бы грузиться, тут бы нам и сказали из «сенебов» — будь здоров!
— Общий сбор, — велел я, и Давид, созывая наши команды, пронзительно свистнул.
К пристани стали подтягиваться разгоряченные схваткой бойцы Мериры и Левкиппа, за ними — остальные мои люди. Сквозь толпу пробился Тутанхамон, приложил палец к шее Руа, покачал бритой головой и принялся бормотать молитву.
— Есть еще потери? — спросил я у Хоремджета.
— Двое убитых, Пио и Такелот, — отозвался помощник. — Прочие отделались царапинами.
— Трупы погрузить на судно, маджаев бросить в Реку. Собрать их оружие и припасы, какие найдутся. Пленных взяли?
— Одного, семер, но он, кажется, тут главный.
Хоремджет кивнул, и ко мне подвели окровавленного человека. Роме, с бритой головой, да еще в униформе Дома Маат! Ценная добыча, решил я, и велел Иапету тащить его на судно. Тела убитых маджаев полетели в воду и пустились странствовать вниз по течению, но далеко не уплыли — из зарослей высунул уродливую морду крокодил. Этих тварей ни пули, ни бомбы не берут — то есть, конечно, наносят им убыток, но несущественный. Миг, и целая стая ринулась от берега, догоняя трупы чернокожих.
Мы погрузились на барку, тихо затарахтел мотор, и развалины рыбачьей деревушки начали неторопливо удаляться. Хапи сейчас был поуже, чем в сезон Разлива, но все же четверть сехена мутноватой воды отделяла нас от западного берега. Вдали, на юге, возникли огни Хай-Санофре, потом я увидел свет на севере, зыбкое зарево, дрожащее над столицей. Видимо, в Мемфисе не опасались нового ассирского налета, и режим затемнения был отменен.
В Хай-Санофре, самом ближнем городе, все казалось спокойным — не метались лучи прожекторов, не раздавалось тревожного завывания сирен. Либо там не слышали выстрелы и взрывы, либо решили, что маджаи бьются с крокодилами. Рыба и останки птиц могли привлечь зубастых тварей.