Но все же чудовищная девка оказалась лестригоншей, и это стало понятно, когда впавший в состояние полной невменяемости Аякс ее окликнул.
— О прекрасное видение, — гаркнул могучий герой, да так, что Агамемнон на всякий случай проверил свою набедренную повязку, — назови свое имя!
Великанша с недоумением обернулась. То, что Агамемнон поначалу принял за бурдюки с ключевой водой, оказалось ее грудями. Глаза у суперфемины было два, левый, правда, немного косил, но это уже не имело никакого значения.
«Значит, все-таки лестригоны», — как-то безразлично констатировал царь.
— Блин, — сказала великанша, раздвинув толстые губы в подобии улыбки.
«Значит, все-таки лестригоны», — как-то безразлично констатировал царь.
— Блин, — сказала великанша, раздвинув толстые губы в подобии улыбки. — Мужики! А почему вы такие маленькие, особенно этот коротконогий?
Девичий перст бестактно указал на Агамемнона.
— А мы много болели, — нашелся Аякс, — и давно ничего не кушали.
— Бе-э-э-эдненькие, — протянула великанша, — идемте же во дворец моего отца Антифата, там вас накормят, напоют, помоют. Мой отец любит незваных гостей. Ну что вы стоите?
Великие герои переглянулись. Агамемнон молча позволил решать Аяксу. А Аякс все уже решил, как только увидел фемину своей мечты.
— Конечно, о цветок в обители безжизненного камня, — нежно ответил могучий (но не по сравнению с великаншей) герой.
— Странные вы какие-то, — задумчиво проговорила лестригонша, — ну да ладно, не мое это дело, пусть отец решает, что с вами, недомерками, делать.
Что ж, весьма многообещающее начало.
Да, в тот день действительно произошло нечто из ряда вон выходящее, а именно: Аякс, сын Оилея, ВЛЮБИЛСЯ.
Ну, делалось это с ним, конечно, не в первый раз (особенно когда посещал какой-нибудь древнегреческий бордель), но признаем, что… мм… обстоятельства для всплеска нежных чувств были совсем неподходящие. Пока они шли следом за великаншей широкой горной тропой, Агамемнон попытался это Аяксу доходчиво втолковать, но куда там — Аякс даже взгляда не в силах был оторвать от соблазнительно (с точки зрения Аякса) перекатывающихся… или как в таких случаях говорится… соблазнительно виляющих бедер лестригонши.
Груда роскошного (опять же, по мнению Аякса) женского тела завораживала. Плавные изгибы заставляли замирать дыхание, а груди… О эти груди, в них хотелось утопиться, покончив жизнь самоубийством (в буквальном смысле. — Авт.).
— Аякс, вспомни Навсикаю! — яростно шептал на ухо другу Агамемнон. — Одиссей тогда был на волосок от смерти…
Но Аякс его, понятное дело, не слушал. Агамемнон бросил свои изначально провальные попытки вразумить могучего героя и принялся вспоминать, что ему известно о стране лестригонов. А известно ему было не так уж и много. Вроде какой-то знаменитый путешественник тут погиб. Земли-то эти у греков считались чуть ли не проклятыми. Интересно, по какой причине?
Царь лестригонов Антифат был хорошо известен за пределами своей земли, но, как ни старался Агамемнон что-либо вспомнить об этом царе, ничего у него не выходило. Что-то там болтали нехорошее об этом Антифате в питейных заведениях Греции, но вот что именно болтали — Агамемнон не помнил. Тем временем великанша подвела путешественников к великолепному мраморному дворцу, и, ободренный этим, Аякс решил снова попытаться выяснить имя иноземной красавицы.
— О, как тебя зовут, средоточие соблазна? — спросил могучий герой и на этот раз получил вразумительный ответ.
— Тифата, — представилась великанша, и они вошли во дворец.
«Ну естественно, — подумал Агамемнон, — если ее отец Антифат, то дочь зовут Тифатой, старый лестригонский обычай».
Откуда ему была известна сия ценная информация, Агамемнон не знал. Сейчас его беспокоило совсем другое. Дело в том, что по пути во дворец, да и в самом дворце герои не встретили ни одного сородича здоровой девы. Это было странно, если не сказать подозрительно.
Агамемнон забеспокоился больше прежнего. А вот Аяксу все было по фигу.
А вот Аяксу все было по фигу. Он уже мысленно сочинял стихотворение, посвященное габаритной любимой.
— Подождите здесь. Мой отец еще не вернулся с собрания старейшин, — сообщила Тифата, проводив путешественников в абсолютно пустой тронный зал.
— Куда же ты, красавица, останься, — взмолился Аякс, когда понял, что великанша собирается их покинуть.
— Не волнуйся, коротышка, — успокоила его лестригонша, — мы еще увидимся…
И Тифата величественно удалилась.
Агамемнон, всегда подмечавший всякие детали, с ужасом уставился на громадный трон царя лест-ригонов, сложенный из обожженных человеческих черепов.
— У местного царя отличное чувство юмора. — прошептал Агамемнон, безуспешно борясь с нехорошими предчувствиями.
Шаги Антифата путешественники услышали задолго до того, как увидели самого повелителя лестригонов.
— Идет. — Агамемнон положил руку на верный меч, который вполне мог бы послужить для какого-нибудь лестригона прекрасной зубочисткой.
— Я попрошу у него ее руки, — мечтательно заявилАякс.
— Чьей руки? — испуганно переспросил Агамемнон.
— Тифаты… о эти груди!
— Даже и не думай говорить с царем о его дочери, — вспылил Агамемнон. — Ты нас своей глупостью погубишь.