— Стой! — меня жестко хватают за плечо. Старшина пограничник:
— Ты куда?
— Я ищу командира части.
— Ищете командира части? А почему здесь, на площади?
— Я выполнил приказание и пригнал сюда машину.
— Пригнал машину? Покажи права.
— Прав у меня нету.
— Прав у тебя нету?
Старшина в фуражке с зеленым околышком и жестко-неприятным лицом, он точно знает: я — дезертир, и задает вопросы лишь как формальность, и хочет их скорей закончить. У него много дел. Впрочем, неприятность его лица, скорее всего, зависела от нашего диалога.
— Я не шофер, я ответственный за машину.
— Ты ответственный за машину?
— Машина стоит вон в том садике. Пойдите посмотрите. И шофер там. (Я уже все понял и говорил умоляющим тоном, и это был наихудший вариант.)
— Того мне не хватало, искать ваши машины, которые, когда придешь, уже уехали.
Он приостановился, обдумывая решение. Нельзя же всех расстреливать.
— Твое счастье, шо ты шел туды, а не сюды (показывает к фронту и от него), а то пошел бы с темя.
Мимо проходила группа в гимнастерках без поясов, с тремя конвоирами, и ушла в темноту.
Позднее в той стороне я услышал выстрелы.
— Ыдь вон туды и становыясь у строй!
Бегом я побежал к строящейся команде. Их было много, конец строя уходил в серое пространство и был невидим. Перед строем стоял офицер, высокий, тоже в зеленой фуражке…
Офицер кричал:
— Кто здесь командиры? Выйдите из строя!
Все молчат! Стояла, видимо, тертая братия. Кому охота быть командиром и отвечать за всех. Заградотрядчики это понимали.
— Выйди кто-нибудь, кто может командовать!
Молчат! Молчание и тишина становятся невыносимыми. Я делаю шаг вперед.
— Давайте я!
Командир, обрадованно:
— Ведите их на вал и занимайте там оборону.
Однако как их вести? Я не знаю ни одного слова. Стал вспоминать, как на уроках физкультуры командовал преподаватель, и не могу вспомнить ни одной команды. Потом припоминаю и кричу, сразу сорвав голос:
— Ряды вздвой!
Командир в фуражке рассмеялся, все понял и скомандовал:
— Отставить! По четыре рассчитайсь. И так далее…
Я пошел впереди. Я торопился, а моя команда совсем на оборот, хотела отстать от меня как можно дальше. Убегаю вперед, останавливаюсь, нервно кричу: «Шире шаг!» Никто меня не слушает.
Все же, близко ли, далеко, быстро или медленно дошли, лучше сказать — дочапали до вала.
Еще на подходе к самому валу я пытался сообразить, как поступить дальше. Впервые пришла молитва: «Господи, помоги сохранить благоразумие».
Нужно бригаду искать. И бросить порученную мне команду.
Однако все решилось само собой. Не доходя метров ста до вала, кто-то крикнул: «В переулочке справа кухня!» В одно мгновенье команда перестала существовать. В переулке действительно стояла походная кухня, окруженная толпой. Почти все были с винтовками, но почти все без амуниции и противогазов. Не было не только котелков, но и ложек (штатский не бережет ложку, а настоящий солдат не потеряет ее даже в аду).
Повар стоял на подножках кухни, черпал кашу черпаком и клал ее в пилотки, подставляемые со всех сторон. Каша была жидковата, но мужики ложились лицом в пилотку и всасывали ее в себя. Они так давно не ели! А кто думал о том, что пилотку нужно будет надевать на голову? Я тоже давно не ел, но пилотку не стал подставлять повару. Сколь было сил, кинулся к бригаде, и вскорости в темноте встретил, как ни странно, Карпа Великанова. Он, выполняя какое-то задание, возвращался к бригаде. Карп сказал: «Бригада далеко, теперь по приказу отступает к Любани. Пойдем ее догонять!» И мы побежали. Скорее, нам казалось, что мы бежим, но мы старались. И только альпинистская волевая выучка помогла продолжать ковыляние, казавшееся нам бегом. Мы так долго не ели и не спали.
Ночью, в незнакомом городе, ставшем совсем пустым, с узкими улочками, заваленными остатками сгоревших и еще дымящихся домов, мог найти дорогу только Великанов с его гениальной способностью ориентироваться.
Когда мы вышли на дорогу Новгород — Ленинград, уже начинался рассвет.
Еще километра два бежали и достигли хвостов бригады.
Позади всех, как капитан с тонущего корабля, шел замкомбриг Цыганков, сильно отличавшийся от ее командира по всем важнейшим человеческим качествам… «Почему ты без машины? — спросил он меня самым строгим тоном, на какой был способен. — Где она?»
— Она в садике у кремля.
— А почему ты здесь?
Я стал объяснять про заградотряд, но он не слушал меня.
— Сволочь! Расстреляю, как собаку! (взялся за кобуру) Там все секретные документы… Там знамя бригады. Тебе, значит, ништо? Если оно пропадет, нашу бригаду распустят с позором!
Хотелось сказать, что большего позора, чем идти с такой кучкой вместо бригады, еще не бывшей в бою, не может быть. Но я удержался, или немного струсил. Кто его знает? Может пальнуть со злости и сгоряча.
— Иди! Возвращайся! И без документов и знамени чтоб я тебя не видел! И помни! Что я тебя разыщу … тра-та-та … где угодно! И расстреляю собственноручно.
— Вам меня разыскивать не придется! — сказал я, не боясь теперь его нисколько. (Его «псих» несколько спал.)
— Одному идти? — спросил я, надеясь, что он пошлет со мною Великанова.
— Что тебе, почетный эскорт давать? — опять взорвался он. — Как один бросил машину, так один и доставай ее. Шагом марш!