И еще раз с облегчением понял, как хорошо, когда все лежит на своем месте. Например, Труба Мордевольта — на каменном тротуаре, в виде дюжины кусочков.
«И четвертое. Мог комнату разворотить, но не стал, — Сен повеселел. — Можно сказать, преодолел себя. Интересно, счел бы все это подвигом Бальбо?»
Словно дух, вызванный опытным спиритом, в спальню вплыл летописец. Сходство с духом усиливали значительно оттопыренные уши.
— Вижу! — проговорил он патетически. — Вижу! Не должно быть у Великого Героя никаких интеллектуальных подвигов, прав ты, о Великий Герой. Нужно просто нечто нетипичное, чтобы без драк и отрывания голов. Вот так называемый Геракл, например, вычистил так называемые Авгиевы конюшни. И это зачлось ему как подвиг. Вот если бы ты содеял нечто подобное…
И тут Рюкзачини заметил, куда вошел. Даже сквозь розовые очки романтизма, которые летописец носил на глазах своей души, вид идеально прибранной спальни Гаттера и Аесли произвел на него неизгладимое впечатление.
— О! — прошептал Бальбо. — Да ты, я смотрю, уже!
Подвиг № 7
Спасти профессора Мордевольта
Ничто не дается нам так. И так не дается. И так. Что делать?
Народ
Почему власть ворует, а народ голодает? Пусть народ тоже ворует.
Власть
5 июня 2003 года, пустующая дача в ста милях от Первертса
Домовой Персимид устроился поудобней в шезлонге, только что украденном у домового Артемода, и полез в карман за кисетом с нюхательным табаком.
— А где это он? — пробормотал он через минуту. — Неужто Артемод упер? Ах, Артемод, ах, морда… Ах, харя, рыло, рожа, ряха, будка, табло…
Исчерпав запас синонимов к словосочетанию «лицо соседа», Персимид полез в другой карман.
— А вот где он… Ай!
Кисет выскользнул и упал в обступивший веранду густой бурьян. Обиженно посмотрев на неловкие пальцы, Персимид погрозил им пальцами другой руки и, выгнув шею, попытался рассмотреть табакерку среди лопухов и лебеды.
— Ну где он опять… ну что за наказание… ну что за…
Тяжелая рука легла домовому на плечо. Предчувствуя неладное, Персимид задрал голову, и все синонимы застряли у него в горле — над ним нависло разноцветное лицо его супруги, домовухи Персефоны.
Сегодня утром Персефона украла у соседки Коломбины набор косметики (вчера украденный Коломбиной у соседки Карменюэль).
— Ну, как тебе мой новый имидж? — кокетливо спросила супруга.
— Э-э-э… твой… мне… это мне твой новый имидж?
— Вот! — торжествующе подвела итог Персефона. — Мне сорок, а выгляжу я на все сто[[47]]!
«Это точно», — подумал Персимид, потянулся за кисетом в карман, досадливо крякнул и снова покосился на бурьян.
— Заросло все, — пробурчал он, — прополоть бы.
— Прополоть? — Персефона захлопала тройными ресницами. — Ну давай, поли-пропалывай. Гном трудящий!
Домовуха отвернулась, напоследок хлопнув ресницами особенно громко.
Глава семьи насупился. Обозвать его гномом — какая ужасная несправедливость! Никогда в жизни Персимид, потомственный домовой, не опускался до зарабатывания денег руками. Или головой. Или еще каким-нибудь местом. А гномы, хоть и происходили из одного рода с домовыми, жить не могли без того, чтобы чего-нибудь не смастерить, не построить или не прополоть. Племя Персимида принципиально не ударяло пальцем о палец[[48]], зато легко попадало кулаком в физиономию — только благодаря непрерывным дракам домовые росли физически крепкими и выносливыми. Хлеб насущный они добывали исключительно воровством.
Вот и сейчас семейство Персимида отдыхало на ворованной даче. Точнее, не ворованной, а незаконно занятой, что сути не меняло — дача досталась домовому почетным нетрудовым способом.
После разгрома в новогодней битве, где домовые выступили на стороне Бубльгума, три сотни лохматых боевиков были доставлены в отстойник Департамента Безопасности. Там они отстаивались два месяца, ожидая заслуженного наказания, пока в дело не вмешались активисты Общества защиты неполноценных членов общества.
— Это нарушение гражданских прав! — заявили активисты. — Бедолаги стали жертвами подлого обмана, как и все остальные.
«Бедолаги» отчаянно закивали, хитро поглядывая на всех остальных.
— Существа выполняли приказ мага! — наступали защитники. — Разве это плохо? Много лет мы добивались послушания от этого гордого племени, и вот теперь, когда добились, вы собираетесь их наказывать. Они же после этого никогда не станут подчиняться нашим приказам!
Гордое племя согласно загудело. Оно действительно не видело смысла в подчинении чьим-либо приказам.
— И вообще, — продолжали наступать активисты, — что вы собираетесь делать с несчастными? Безмозглон открыт только для магов, тюрем у нас нет и не будет, мы не допустим, а держать их здесь себе дороже.
Последний аргумент стал решающим. Содержание домовых обходилось Департаменту Безопасности очень дорого. Уже в первый день томления домовых под стражей у стражи начали пропадать личные вещи и предметы амуниции. Каждую неделю охранников, обчищенных до нитки, приходилось менять на новых ментодеров, еще более бдительных. Но после того, как у отборного сержанта Сейфуса три раза подряд сперли наградную волшебную палочку, власти сдались. Первый заместитель Тотктонады прибыл к месту заточения трех сотен бездельников, прочитал им нравоучительную лекцию и отпустил под честное слово, что отныне домовые будут жить честно. Те радостно пообещали и разбрелись в разные стороны. Персимид на память о клятве прихватил наручные часы первого заместителя.