— Ромуальд! — возвысил голос Тетраль. — Я с тобой разговариваю!
— Будет сделано! — невпопад отрапортовал домовой, пытаясь понять, что это за штуковина такая упирается ему в ребро.
— Уже сделано! Ты опять устроил попойку у меня в спальне?!
Ромуальд закатил глаза. Он никогда не понимал чистоплюйства своего хозяина.
— Дык, вашбродь, это сестренка моя из деревни приехала, переночевать попросилась…
— А это что? — Тетраль потряс перед носом домового здоровенным полосатым носком.
Ромуальд поморщился. Носок был такого размера, что его гипотетическая сестренка могла поместиться в нем с головой. И тут же задохнулась бы, потому что хозяйка носка троллиха Шамба отличалась веселым нравом, но не аккуратностью.
— Ой, какие мы нежные, — проворчал он, — а за почтой самому сходить, так ноги отвалятся.
Домовой с чувством сплюнул и медленно направился к двери.
Это стало последней каплей.
— Во-о-он! — заорал Тетраль. — Чтобы духу твоего… И гадость эту забирай!
С этими словами маг запустил в Ромуальда полосатым носком.
— Раз так, — вскричал домовой, — то я вообще уйду! Ноги моей здесь…
— …не будет! — завершил Квадрит. — Если появишься здесь хоть раз, ни ног, ни рук у тебя не будет! Потому что я их тебе пообрываю! — и будущий премьер обидным заклинанием Коммерческим-агентам-вход-сто-рублей выкинул бывшего слугу на улицу.
— Ай! — только и успел сказать Ромуальд, вылетая сквозь дверь.
Приземлился он с угрожающим хрустом.
— Я же еще не приходил! — завопил он. — Рано мне руки-ноги ломать! Или что это я сломал?
Домовой извлек из-под себя изрядно помятую бандероль, из которой посыпались осколки, шестеренки и винтики.
— Ну вот, — огорчился Ромуальд, — такую хорошую вещь сломал, изверг! А я даже не понял, что это.
И освобожденный от своих обязанностей домовой швырнул пакет в сточную канаву. А между тем в бандероли находилось послание Мордевольта, в котором тот объяснял принцип действия той самой Трубы, просил прекратить бессмысленную травлю и предлагал самостоятельно испытать приложенный макет. Кто знает, как повернулось бы дело, если бы Квадрит получил посылку?[72]
Кардинально изменив историю магического мира, Ромуальд поднял носок и задумался. С одной стороны, последнее слово осталось за ним. С другой — это было всего лишь «Ай!». Можно ли считать «Ай!» полновесным последним словом? Домовой почесал затылок. Хозяин часто называл Ромуальда всякими последними словами, но они всегда звучали красиво и веско: «Доколе Ромуальд будет злоупотреблять нашим терпением?», «Ромуальд должен быть наказан!» или «Догоню — убью!»
— Нет, — решил бывший слуга будущего премьера, — так не пойдет!
И пошел сам, размахивая носком, словно знаменем.
— Доколе! — кричал он. — Свободу домовым! Конец кабале! Пускай сами носят свою почту!
Привлеченные громкими словами «доколе» и «кабала», к знаменосцу начали присоединяться другие домовые.
— Доколе! — кричал он. — Свободу домовым! Конец кабале! Пускай сами носят свою почту!
Привлеченные громкими словами «доколе» и «кабала», к знаменосцу начали присоединяться другие домовые. Они давно скучали по настоящей заварушке, поэтому подхватили клич Ромуальда.
— И неча нас куском хлеба попрекать! — А то что ж это получается, братцы? — А я ему говорю: «Не брал я, вашбродь, вашего прокисшего сыра»! — Пущай сами потаскают свои газетки!
Страсти накалялись. Если бы на месте Ромуальда очутился Сен Аесли, он бы живо сообразил, куда направить энергию угнетенных, хотя и достаточно упитанных домовых. Но Сен еще не родился, а Ромуальд только начинал политическую карьеру, поэтому критический момент был упущен.
Сначала один из демонстрантов по имени Борисфен затронул любимую тему: рукоприкладство хозяев.
— А если она меня хучь пальцем тронет… — начал он угрозу, но его перебил сосед Леонидос:
— …то на куски развалится!
Дружный смех поддержал Леонидоса: все прекрасно знали, что хозяйка Борисфена — дветысячивосемьсотлетняя старушка Клео — мухи не обидит, даже если захочет. Домовой, который болезненно переносил шутки по поводу немощи старушки, прорычал:
— Развалится?! А знаешь, как она меня вчера звезданула? А вот так!
И Борисфен отпустил Леонидосу такую оплеуху, что тот кубарем покатился под ноги демонстрантам. Забаву тут же подхватили остальные.
— А меня хозяин сегодня утром вот так отделал! — кричали домовые. — А потом вот эдак! А мог и вот так!
Ромуальд бросился разнимать товарищей по борьбе, но они уже превратились в товарищей по боксу, причем тайскому.
— Не лезь, Ромуальд! — орали дерущиеся. — Отвали, а то тебе отвалим!
Надо ли говорить, что развлечение удалось на славу. На следующий день собралась толпа раз в пять больше вчерашней. И снова была демонстрация, политические лозунги «Долой!» и «Даешь!», потрясание носками, а также апофеоз — большая финальная потасовка. Ромуальд метался и призывал к революционной сознательности, но домовые быстро поняли, что демонстрации и лозунги только воруют у них время, предназначенное для драки.
Тем не менее, цели своей Ромуальд достиг — через неделю в услужении у магов не осталось ни одного домового. Это устроило всех. В домах колдунов стало чисто и спокойно, к доставке почты приспособили тихих и воспитанных сов, а освобожденные слуги нашли новый, гораздо более интересный, способ существования. Пособие по безработице, выдаваемое страдальцам, позволяло не только домовым не работать, но и магам экономить значительные средства, которые домовые раньше крали у хозяев. И только Ромуальд бродил потерянный, уговаривая собратьев проявить сознательность, направить свою энергию… ну, и так далее. Он настолько всех утомил, что домовые, начиная свару, первым делом начинали вопить: