Неудивительно, что первая минута этого хореографического безумия прошла в гробовом молчании. Ведьмы и маги превратились в статуи с поднятыми палочками и отвисшими челюстями. Лужж размеренно моргал и даже не пытался дышать. Оливье Форест застыл в позе «мальчик, намеревающийся швырнуть табуреткой сквозь сферу Фигвамера». Развнедел перестал икать, упал на пол и закрыл голову руками. Мадам Камфри промахнулась походной фляжкой мимо рта.
Первым пришел в себя закаленный в боях и распределениях материальных ценностей майор Клинч. Он прошептал Лужжу несколько слов — ректор тут же вышел из ступора, отключил сферу Фигвамера и со свистом трансгрессировал.
Майор Клинч повернулся к дамам.
— За мной! — скомандовал бравый завхоз, хотя за ним никого не было, и метнулся к Форе Туне.
Прорицательница так и начала танец — с распахнутым ртом и выпученными глазами.
Коридор перед кухней
Когда ректор перенесся из зоны бедствия в зону бедствия, Порри Гаттер, Гаргантюа и Дубль Дуб сидели вдоль стены и задумчиво смотрели перед собой. Кухонная пурга набирала обороты. Хлопья слились в единую вязкую кашу, которая с тяжелым гудением вращалась вокруг Волшебного Боба. Стены кухни ощутимо дрожали, а закрывающая дверной проем голубоватая пленка все сильнее прогибалась в коридор.
В каком-то смысле задачу обороняющиеся выполнили — хочуги в кухню больше не совались. Теперь предстояло решить проблему взбесившейся манной каши.
Югорус Лужж коротко глянул на еле различимый в белой мути ствол Волшебного Боба, прикрыл глаза, отследил в небе над школой преследуемых хочугами Рыжика с Мергионой.
Покачал головой. Потом посмотрел на героических защитников Первертса, защитивших Первертс от последствий собственной глупости.
— Молодцы, — сказал он. — Справились. Не ожидал.
Порри, поняв, что Лужж не иронизирует, а всерьез их хвалит, воспрянул духом.
— Правда, профессор? — воскликнул он, вскакивая. — Мы правда справились? А как же пурга? Вы сможете ее остановить?
— Пурга — не проблема. Только давай не останавливать ее, а наоборот. Смотри.
Югорус опустил острый конец волшебной палочки и принялся вертеть им по направлению вращения каши, словно размешивая сахар в стакане чая. Манный смерч начал ускоряться, вытягиваясь в размытые белые линии.
— Знаешь ведь, — сказал Лужж, — что если очень быстро вертеть колесо велосипеда, то спицы как будто исчезают?
— Да, это всем известно.
Каша достигла такой скорости, что стала невидимой.
— Но не всем известно, что если вертеть колесо действительно очень быстро, то спицы… Он резко остановил палочку. — …исчезнут на самом деле.
В опустевшей кухне раздался тонкий смех любимой солонки Гаргантюа.
Столовая
А в столовой происходило неслыханное. Наверное, это подействовала излучаемая Сеном Аесли Решительность: мальчишки один за другим подлетали к однокурсницам и начинали галантно оттаптывать им парадно-выходные туфельки[30]. Кружащиеся и натыкающиеся друг на друга парочки заполнили столовую. Не избежали в общем-то несвойственных им танцев Развнедел и Мордевольт.
Первый, посчитав, что опасность миновала, направился к месту боевых кухонных действий[31], но неудачно задел мадам Камфри, Переполненная чувствами и горячительными напитками главврач шмякнулась в профессорские объятия, да так и не отпустила «такого замечательного танцора». Танцором Развнедел был отличным — во всяком случае, устойчивым.
Второй, прикрываясь халатом с белым крестом, почти добрался до выхода, где его и настигла судьба. Разгоряченная танцем МакКанарейкл совершенно случайно выскользнула из объятий Сена, абсолютно внезапно оказалась рядом с Мордевольтом и безусловно неумышленно оперлась на его руку.
— Ах, Уинстон, — проворковала она, — так мило, что ты меня пригласил.
Отставной Враг Волшебников вздохнул и покорился судьбе.
Кухня
Гаргантюа присел возле стайки вечно молодых цыплят, получившихся из мороженой курицы, и принялся крошить им черную икру, оставшуюся от мороженого осетра. Похоже, повар смирился с опустошением любимой кухни. А еще с тем, что он нескладный, лысый и худой как зубочистка.
Югорус Лужж не был настроен столь философски. Испробовав на Волшебном Бобе несколько мощнейших заклинаний, покореживших пространство, но не нанесших неуязвимому растению существенного вреда, он нервно повернулся к Гаттеру.
— Не знаю, что и делать. Высококачественная Неуязвимость. Снимать заклятие нужно аккуратно и медленно, а у нас… — ректор глянул сквозь Астрал, оценивая позицию Рыжика возле границы миров, — …всего минуты две.
Лужж опустил голову и принял траурный оттенок:
— Если бы у нас было время… — с каждым словом Югорус становился все темнее. — Можно просто покрыть Боб ослабляющими неуязвимость заклинаниями и оставить в покое… За пару сотен лет он состарится, высохнет и рассыплется в пыль…
«Что-то такое я когда-то слышал, — подумал Порри. — Или видел? Помойка!»
Гаттер подскочил к ректору, который уже напоминал абсолютно черное тело (и продолжал чернеть дальше) и заорал:
— Время! Что может быть лучше времени!
— Проще, — автоматически поправил его Лужж и вдруг начал светлеть.
— Как же я сам не додумался![32] Все из кухни! Живо!
Гаргантюа сгреб цыплят, Дуб — Гаргантюа и Гаттера, и ректор остался наедине с Волшебным Бобом.